Я на мгновение лишилась дара речи.

– Дикси, ты неисправима, а твоя наглость не знает границ!

Ничуть не обидевшись, подруга с достоинством сказала:

– Я пробивная девочка.

– Это уж точно, – посмеиваясь, отозвалась я.

Я попрощалась с Дикси до утра, и направилась в «Лавандовый приют». Дом встретил меня мягкой, как вата, тишиной. Я вообще заметила, что в этом доме все было немного иначе. Даже темнота… Есть темнота пугающая, в которой мерещатся странные звуки и тени, есть темнота мягкая, обволакивающая, которая накрывает тебя, сонную, пушистым одеялом. В «Лавандовом приюте» темнота была именно такой – как пушистый черный котенок на мягких лапках.

Я без страха бродила ночью по пустым темным комнатам – даже после того, как узнала, что в этом доме я не одна. К слову о гостях, Кристиан сегодня не появился – возможно, виной тому отдернутые шторы, сквозь которые лился солнечный свет. Я крутилась у зеркала, примиряя один наряд за другим, потом выбирая украшение.

Остановилась на красном кружевном платье с широкой юбкой и черным поясом и бантом на талии. Вспомнив Селин, добавила к образу короткие перчатки из черного кружева. Распустила волосы, глаза подвела любимыми стрелками, а губы лишь слегка тронула прозрачным блеском.

Когда приготовления были закончены, на Ант-Лейк уже опустился вечер. Я задернула шторы и, повернувшись, увидела Кристиана. Вздрогнула от неожиданности, но тут же улыбнулась, чувствуя, как учащенно забилось сердце.

– Как ты красива…

У меня перехватило дыхание – не сколько от его слов, сколько от его тона и взгляда. Парни говорили мне подобное, и не раз – но я знала, что это было лестью. Я не была красавицей – симпатичной, миловидной – да, но не красавицей, – и подобным словам не верила никогда.

Так отчего же ему, Кристиану, я готова была поверить?

– Ты все еще считаешь меня мертвой? – вырвалось у меня. Я закусила губу.

– Нет. – Он приблизился ко мне – полупрозрачный силуэт, едва осязаемый. – Не знаю. Но и я не мертв. Как тогда объяснить то, что происходит в этом доме?

– Бабушка говорила, что «Лавандовый приют» особенный. Что, находясь здесь, она могла видеть другие эпохи, наблюдать за чужими жизнями. Думаю, мы с тобой каким-то образом столкнулись в одной точке пространства. Ты живешь в своей реальности, а я в своей, и только здесь, в «Лавандовом приюте» они… пересекаются.

– Так значит ты – девушка из будущего?

– Наверное так, – я тихо рассмеялась. – А ты – парень из прошлого.

Точнее, молодой мужчина. И ко всему прочему, невероятно привлекательный – настолько, что даже его призрачность не мешала мне это понять. Я вздохнула. И почему в моей жизни все так непросто?

– И если я выйду на улицу, то не смогу тебя увидеть? – задумчиво произнес Кристиан.

– Думаю, нет. Только «Лавандовый приют» связывает нас.

– Жаль.

Я не стала уточнять, отчего, лишь грустно улыбнулась и сказала чуть виновато:

– Мне нужно идти.

Кристиан заглянул в мои глаза – своими, прозрачными.

– Я буду ждать тебя здесь.

Поразительно, как способна окрылить одна простая фраза! Закрывая дверь на замок, я думала о том, что в «Лавандовом приюте» больше никогда не буду одинока. Кристиан… он будет всегда со мной рядом.

Безумие, но следом пришло чувство вины, хотя я упорно убеждала, что винить себя мне совершенно не в чем. Кристиан из другой эпохи, нас разделяют века. У него своя жизнь, у меня – своя, и будущего у нас двоих быть не может. Просто сердце Кристиана разбито его Орхидеей, и ему лишь нужно немного тепла и человеческого общения…

Увидев меня, Чак ошеломленно замер. Засуетился, отодвигая стул. Сел сам и не знал, куда деть руки. Первые несколько минут он заметно нервничал, раз десять сказал, как чудесно я выгляжу – и это звучало искренне. Но потом за беседой ему удалось все же немного расслабиться. Чак рассказал мне о «Чайке».

– Когда отец умер, у меня опустились руки, – признался он. – Мне было восемнадцать, я еще не успел понять, чему хочу посвятить свою жизнь. Но я точно не хотел быть владельцем кафе, собирался уехать в Лашвил, учиться. Так и решил – даже нашел того, кто купит у меня «Чайку». Клайв Черс – может, ты слышала о нем.

– Да, бывала в его магазинчике.

Чак кивнул.

– Этот магазин Клайв хотел построить на месте моего кафе. Полностью разнести там все, сохранив только внешние стены. Я заказал билет в Лешвил, и перед отъездом оставалось лишь подписать необходимые бумаги и получить деньги за продажу «Чайки».

Я отправила в рот нежную форель в лимонном соусе и медленно прожевала.

– И почему ты передумал его продавать?

– В этом кафе прошло все мое детство и юность. – Чак мечтательно улыбнулся. – «Чайка» – все, что осталось у меня от отца. Я понял, что не могу так просто от этого отказаться. Отказал Клайву, вернул билет и начал все сначала. Пришлось проштудировать кучу специализированной литературы, даже записаться на пару семинаров. Несмотря на то, что я вложил в кафе чуть ли не все свои деньги, дела шли ни шатко, ни валко – мне ведь приходилось вести бизнес совершенно вслепую. Но со временем все наладилось.

– У тебя получилось, – искренне улыбнулась я. – «Чайка» – очень уютное кафе, мое любимое в Ант-Лейке.

Чак просиял.

Он действительно оказался замечательным парнем – добрым, смешливым. Когда первое смущение и неловкость прошли, мы общались так, словно были старыми друзьями. Легко шутили и посмеивались друг на другом.

Вот только отчего тогда я подспудно сравнивала Чака с Кристианом, отчего в голове не умолкали его последние слова? И почему, несмотря на то, что у нас двоих не могло быть будущего, я не могла перестать о нем думать?



***

– Звезды существуют вне времен. Мы превратимся в прах, а они все так же будут сиять…

Мы сидели на чердаке перед огромным окном, сквозь него глядя на усыпанное звездами небо. В моей руке была чашка кофе, в руке Кристиана – бокал вина.

– Знаешь, что самое интересное? – тихо отозвалась я. – Мы оба сейчас смотрим на звезды, но видим разные узоры. – Я вздохнула и сказала с некоторой завистью: – Ты живешь в прекрасную эпоху.

Кристиан чуть пожал плечами.

– Не так уж она и прекрасна.

– Но как же… Кареты, леди из высшего общества, облаченные в платья с корсетами, балы…

– Это все – наносное. То, что прячется в глубине, под этой роскошью и блеском, куда непригляднее. – Кристиан повернул голову ко мне: – А какая она, твоя эпоха?

– Более… откровенная. Во всем. Люди получили свободу самовыражения – можно говорить, что захочется, можно отстаивать свои права. Вот только мне кажется, что мы потеряли что-то… что-то важное. Стали жестче, агрессивнее…

Я рассказала Кристиану о последних изобретениях и буквально наслаждалась потрясением, написанным на его лице. Что и говорить, полтора века – огромный срок. Назначения многого из того, о чем я рассказывала, Кристиан просто не понимал.

– Я до сих пор не могу поверить, что мы существуем в разных эпохах, – задумчиво сказала я.

– Отчего же? Магия повсюду, это лишь одно из ее проявлений.

Я вся подобралась – как кошка, готовящаяся к прыжку. Отставила чашку с кофе и всем телом развернулась к Кристиану.

– Хочешь сказать, ты часто сталкиваешься… с магией?

– Каждый день, – как-то невесело усмехнувшись, ответил он.

– Ого, – пораженно произнесла я. – И… – Замолчала, пытаясь подобрать верные слова. – Какая она, магия?

Кажется, мой вопрос Кристиана удивил.

– Разная.

Я постучала пальцем по подбородку. Сформулировать то, что меня терзало, облечь мысли в слова оказалось вдруг не так-то просто – когда дело коснулось неизведанного. Того, что находилось за пределами моего понимания.

– Ты говорил, что каждый день сталкиваешься с магией. И в чем… это выражается? Как это происходит?

Кристиан, видимо, все-таки понял из моей сбивчивой речи то, что я хотела до него донести. И мне показалось, что по его призрачному лицу скользнуло еле уловимое выражение, чуть исказив красивые черты. Он стал… мрачнее, словно мои слова задели какую-то тонкую струну в его душе.

– Я никогда и никому не говорил об этом… – прошептал он. – Но мы… нам никогда не суждено встретиться… по-настоящему, а значит… Наверное, мне даже хочется открыться. Хоть кому-нибудь.

Я чувствовала – и по взгляду, и по голосу Кристиана, что он собирается сказать мне нечто важное… нечто пугающее. Нечто, что изменит мое представление о мире раз и навсегда.

И я была к этому готова.

– Я почти ничего не помню из своего прошлого – лишь обрывочные воспоминания о приюте.

– Ты – сирота? – тихо спросила я.

– Нет. Не знаю. У меня есть сестра, но она мне не родная, хоть мне и упорно утверждают обратное. Я уверен, что те люди, которые воспитывали меня первые годы моей жизни, прежде чем отказаться от меня и отдать меня приемной семье – мои настоящие родители.

– Почему?

– Потому что я – не человек. Не совсем человек.

В горле пересохло. Я неосознанно подалась вперед.

– А кто ты?

– Я – Ангел Смерти.

На несколько секунд тишина в доме стала плотной, осязаемой, похожей на стекло. Мне казалось, что стоит мне произнести хоть слово, и стеклянная тишина треснет, разобьется на мириады мельчайших осколков.

– У меня нет прошлого. Но мое будущее предопределено. Я забираю черные души, души тех, кто недостоин ступать по земле. Я – карающая длань самого Господа Бога.

– Ты… убиваешь?

– Караю, – жестко ответил Кристиан. Скулы сведены, черты призрачного лица будто даже стали резче. – Убийц и насильников. Тех, чьи руки запятнаны чужой кровью. Я забираю их души и отправляю их в Пустыню Снов.

– Я… Мне надо… – Я резко вскочила, опрокинув чашку. Кофе разлилось, и доски жадно впитали его в себя, словно принимая мое подношение. – …обдумать. Мне надо побыть одной.

– Розали!

Я торопливо спустилась с чердака, сбежала по лестнице на первый этаж. Схватила куртку – ночами в Ант-Лейке было прохладно. Я выбежала из дома, разрывая связь, зная, что здесь, вне стен «Лавандового приюта», Кристиану до меня не добраться.

Я доверяла ему, я таяла от его пристального взгляда, от того, как нежно он произносил мое имя. Я была благодарна судьбе за такой противоречивый подарок – за то, что наши с Кристианом пути однажды пересеклись. Здесь, в «Лавандовом приюте».

И все это время я ждала каждой новой встречи… с убийцей. Карающей дланью. Ангелом Смерти. Неважно, как он сам себя называл или как называли его другие. Неважно, что он считал, что восстанавливает справедливость. Но на его руках тоже была чужая кровь.

И я не знала, смогу ли с этим знанием смириться.



Глава одиннадцатая



– Кристиан, я так рада тебя видеть! – Моя дражайшая сестра, виконтесса Фелиция Арей, в девичестве Валентрис, поцеловала меня в щеку.

Скинула пелерину и перчатки на руки Эйзерваля и грациозно прошествовала в гостиную. Глядя на ее идеально прямую спину, я невольно задался вопросом – а было ли хоть что-то, что Фелиция делала не грациозно?

Она была невозможно, ангельски красива. Тонкий аристократичный нос, вылепленные скулы, четкие очертания пухлых губ. Все в ней казалось совершенным – не было ни одной лишней, неуместной детали, ни одного изъяна. Смотреть на Фелицию было немного больно – наверное, из-за таких красивых женщин и рождаются легенды о том, что на истинное обличье ангелов нельзя смотреть. Ее волосы, пепельно-русые, струились по плечам, падая на лиф платья из белого атласа, отделанного тончайшей паутиной кружев. На макушке – аккуратная шляпка с кокетливым пером.

Я всегда знал, что Фелиция мне не сестра. Знал, что родители – Дэйн и Амалия Валентрис – мои приемные родители, хотя до самого конца – то есть до моего побега из дома, да и после возвращения в Ант-Лейк, – они так в этом и не признались.

Однако доказательства были мне не нужны. Достаточно было взглянуть на нас с Фелицией, чтобы понять, что мы совершенно не похожи. Нас разделял всего лишь год – она была старше, но… Взять хотя бы глаза: ее были мшисто-зелеными, мои – серо-стальные, странные, кажущиеся почти потусторонними. Вряд ли роль в этом сыграла матушка-природа, скорее дело было в моей ипостаси Ангела Смерти. Казалось, будто Господь, создавая меня, своего личного карателя, и придавая мне человеческие черты, допустил небольшой изъян. И мои глаза выдавали таящуюся во мне сверхъестественную, потустороннюю сущность.

Я был совершенно не похож на обоих родителей, горячо утверждавших, что они мне родные. Фелиция же пошла в мать, Амалию Валентрис – овалом лица и разрезом глаз, и все же она была одной из тех, кого принято называть гадким утенком, выросшим в прекрасного лебедя. Повзрослев, она расцвела и, казалось, год от года становилась все прекраснее. Сейчас, в свои двадцать два, она была воплощением женственности и красоты.

Но знание, что друг другу мы не брат и сестра, подкреплялось не только внешней несхожестью. Фелиция была истинной дочерью своих родителей – тихая, примерная, спокойная. С самого детства она постоянно давала отцу и матери новый повод для радости: прекрасно музицировала, прекрасно танцевала. Ей давалось легко и рисование, и наука. Но вместе с тем она была… обычной, если так дозволено сказать. Обычными были и мои родители – хорошие фермеры, удачливые дельцы.

Я же рос очень странным ребенком – отталкивающим и пугающим в своей странности. Я видел вещи и явления, недоступные другим, чувствовал то, что не мог чувствовать обычный человек: призрачную энергию, утекающую сквозь пальцы, духов или некий едва заметный ареол, который много позже я начал называть аурой – она подсказывала мне многие вещи, незаметные человеческому глазу, такие как болезни, которыми страдал собеседник или истинные эмоции, будь то печаль или ярость.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=29411198&lfrom=201587221) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.