Будто она не могла заставить себя перешагнуть порог моего дома.

– Я хотела сказать… – Одна ладонь сжала другую, словно Селин сильно нервничала. Но тут же улыбнулась, возвращая на лицо маску хладнокровия. – Не думаю, что это хорошая идея.

Я нахмурилась. Не понимаю, чего тогда она от меня ждала? Словно отвечая на мой невысказанный вопрос, Селин шагнула ко мне, захлопнула книгу, которую я держала в руках, и поставила ее на полку.

– Забудьте об этой ерунде. Книги вам не помогут.

– А что поможет?

– Откройте свою душу. Смотрите во все глаза. Слушайте…

И она просто ушла, сопровождая свой шаг перестуком каблучков по каменному полу. Недоуменная, сбитая с толку, я вышла из библиотеки, так и не взяв ни одну из книг.

Я шла, и порой мне казалось, что я вижу вокруг себя странное облачко – плод моего воображения, разумеется. Тайны, которые окружили меня, породнив с «Лавандовым приютом».



***

Он все-таки мне ответил. Он. Кристиан. Помню, как читала его ответ, преисполненная странным, прежде незнакомым чувством – словно где-то открылась дверь, ведущая в иную реальность, к ошеломляющим открытиям и знаниям, и я стояла у ее порога.

«Розали… Чарующее имя». Эти строки грели меня, и, готовя десерт, я поймала себя на том, что порхаю по кухне, напевая что-то себе под нос. Вдруг захотелось все рассказать Дикси – поделиться открывшимся мне чудом.

– Призрак? Серьезно? – Подруга смотрела на меня округлившимися глазами, потягивая через трубочку свежеприготовленный коктейль. – А я его увижу? – Повернулась, едва не выплескав жидкость через край стакана. – Он сейчас здесь?

– Ты чем меня слушаешь? – укорила я и терпеливо повторила: – Письма – вот, что связывает нас. Но все происходит не в реальном времени, не как на спиритических сеансах, когда ты держишь иглу, а дух выводит ей слова.

– С ума сойти! – восхищенно выдыхает Дикси. – Нет, я и раньше слышала всякое про Ант-Лейк, но чтобы здесь был настоящий дом с призраками…

– Пока только с одним, – уточнила я, – других я не слышу. Хотя бабушка говорила, что разговаривала с мертвыми, более того – умела заглядывать в минувшие эпохи.

Дикси оживилась.

– Значит, и ты сможешь?

– Вряд ли. Я не чувствую ничего подобного, хотя… До переезда в «Лавандовый приют» я и духов считала выдумкой.

Дикси осталась ночевать у меня. Решив «показать Кристиану, как нужно петь», врубила привезенную мной стереосистему с караоке – в старинном великолепии особняка она смотрелась чужеродно и даже немного нелепо. Через двадцать минут и несколько песен я пообещала купить Дикси коробку конфет или – если угодно – бутылку текилы, если только она прекратит мучить микрофон.

Засыпая, я представляла – немного краснея, – как Кристиан, улыбаясь, наблюдает за нами. Представляла, как он выводит строки, медлит, придумывая, что мне написать – вот только почему его рука не проходит сквозь письмо, как положено духу?

Все в нем, в моем личном призраке, было таким загадочным и притягательным, что я едва могла дождаться момента, когда увижу его снова.



Глава седьмая



Она трогала мои книги. Снова.

Шумно выдохнув, я решительным шагом направился к стоящему в библиотеке секретеру. Поразмыслив немного, макнул стальное перо в чернильницу и размашисто вывел: «Прошу, не переставляй мои книги!» И с чувством выполненного долга удалился в столовую на пятичасовой чай.

Бланманже Лори было, как всегда, великолепным. После чая я поднялся в библиотеку и так и застыл напротив книжного стеллажа.

Книги на одной из полок были повернуты ко мне обратной стороной и белели страницами – кроме шести книг, развернутых корешками. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы разгадать послание неуемного духа – из первых букв названий книг она составила слово «зануда». Я попытался придать лицу суровое выражение – на тот случай, если призрачная гостья «Лавандового приюта» притаилась, невидимая, среди теней и наблюдала за мной. Однако потерпел полное фиаско – не выдержав, я рассмеялся. Трудно злиться на такого очаровательного духа!

Жаль, но в тот день она так и не появилась…

За окном уже смеркалось, и я решил отложить чтение на потом. Поднялся в спальню и лег на расстеленную миссис Эйзерваль постель.

Наверное, мне было бы легче, если бы я был лишен чувств, не испытывал бы сомнений и сожалений – ведь это лишь доставляет мне страдания. Если бы те, кого я забирал, мне не снились. Но, увы, все было иначе. Стоило мне закрыть глаза, и на черном полотне закрытых век мелькала чехарда чужих лиц.

Я снова спал беспокойно и снова проснулся среди ночи, разбуженный неким внутренним толчком – и неслышимым для всех остальных призывом. Тьма шептала мне, звала меня, торопясь вверить мне в руки очередную дань.

Тяжело вздохнув, я поднялся с постели. Провел рукой по рубашке и брюкам, разглаживая малейшие складки. Снял со спинки кресла фрак, с сидения – цилиндр и перчатки. Даже серебряная трость с набалдашником в виде головы змеи с изумрудными глазами, предусмотрительно оставленная мной вчера, находилось тут же. Я всегда был готов к тому, чтобы в любое мгновение покинуть «Лавандовый приют».

Ноги привели меня к дому, притулившемуся среди таких же каменных близнецов. Я толкнул дверь и вошел в подъезд. На лестнице, прижимая к себе худого мальчишку, лежала женщина в грубом сером платье. Сердце на миг дрогнуло. Только не ребенок. Но, приблизившись, я понял, что эти двое просто спят.

Осторожно пройдя мимо них, я миновал лестничный пролет. Подошел к двери, выкрашенной светлой краской, толкнул. Мягко скрипнув, она отворилась.

Обстановка была очень аскетичной – простой комод, зеркало с трещиной вверху – плохая примета, стул. Ни украшений, ни излишеств, нет даже скатерти на столе. Я решил, что квартира принадлежит мужчине, но, едва переступив порог второй комнаты, понял, что ошибался.

В нос мне ударил запах крови, смешанный с запахом цветов – убийственное и малоприятное сочетание. Взгляд выхватил из разбавленного свечами полумрака узкую кровать, и только мгновением позже – лежащее на полу тело. И если к этому я был полностью готов, то, в каком виде предстала передо мной умершая, привел меня в полнейшее замешательство.

Молодая женщина с непокрытыми волосами, в неброском платье и скромным браслетом на руке. Там, где нож пронзил ее сердце, на дешевой светлой ткани алело пятно. Вторя изгибам фигуры, вплотную к мертвой незнакомке стояли черные свечи – язычки пламени лишь чудом не задевали ткани и волос. И будто бы этого было мало, чтобы ввергнуть меня в недоумение, бездыханное тело было осыпано черными лилиями.

Мне и прежде приходилось сталкиваться с ритуальными убийствами, в которых очень часто главными атрибутами были свечи. А еще знаки на полу или теле жертвы, обычно нарисованные самыми естественными для этого чернилами – человеческой кровью. Обычно убийцами оказывались отчаявшиеся или умалишенные, решившие воззвать к демонам – обитателям Огненной расщелины в Пустыне Снов. Но я никогда не прежде не видел, чтобы тело жертвы ритуального убийства посыпали цветами.

Я склонился над несчастной, задумчиво покрутил в руках цветок. Не понимая его предназначения в этом жутком посмертном спектакле, отбросил в сторону. В конце концов, все это неважно – кем была эта женщина и чем заслужила такую страшную и странную участь. Важным было другое – найти того, кто привел приговор в исполнение.

Не снимая белых перчаток, я оттянул веко жертвы и заглянул в ее глаза. Внутренне невольно сжался, готовясь к тому, что меня затянет круговорот из последних воспоминаний несчастной и испытанных ею эмоций. Что она сама – даже после смерти – даст ответ на невысказанный мной вопрос.

Ничего.

Ни чувств, ни воспоминаний. Пустота. Черная пустота, растянувшаяся от края до края.

Я резко отпрянул. Ошеломленный, потряс головой. Это просто временная заминка, уверял себя я. Но спустя несколько минут, растянувшихся на целую вечность, проведенных «глаза в глаза» с убиенной, вынужден был признать: или мой дар исчез или же я столкнулся с тем, что было мне неподвластно.

Всегда, когда душа покидала тело, я мог видеть ее призрачный след – незримую нить, которая становилась связующим звеном между блуждающей в Пустыне Снов душой и мной, Ангелом Смерти. Именно этот призрачный след души позволял мне пропустить через себя последние мгновения жизни жертвы, пережить и увидеть все то, что переживала и видела она. Я мог заглянуть и дальше в ее воспоминания, прожить вместе с ней – или, вернее сказать, в ее коже – любой отрезок ее жизни, будь то детство или отрочество.

Но сейчас… Не было ничего. Словно молодая женщина, лежащая передо мной, никогда и не жила вовсе. Или… просто кто-то выпил ее душу, опустошил ее до дна, не оставив даже призрачного следа. Лишив ее шанса на новую жизнь – или некое ее подобие – в Пустыне Снов.

Такого никогда не случалось прежде.

Собирая воедино разбегающиеся мысли, я задул несколько свечей, и присел возле распростертого на полу тела. Отложив в сторону трость, внимательно его осмотрел, стараясь не упускать ни малейшей детали. Во что бы то ни стало мне нужно было понять, с чем я имею дело: с какой-то уловкой, быть может, даже с неизвестными мне чарами – я не питал напрасных иллюзий, что в Ант-Лейке я был единственным, способным творить магию, – или же… с кем-то сверхъестественным, способным нарушить заведенный порядок вещей.

И почти сразу же мое внимание привлекло странное жжение, появившееся на коже – там, где моя рука соприкоснулась с еще теплой женской ладонью. Я аккуратно перевернул ее руку и в то же мгновение понял причину странному ощущению. На тыльной стороне ладони незнакомки была нарисована метка – наверняка магическая, раз я почувствовал исходящую от нее силу. Татуировка перевернутого глаза, внутренний уголок которого примыкал к коже между средним и безымянным пальцем.

Я долго рассматривал метку, силясь понять, почему она выполнена таким странным образом – словно неведомый татуировщик перепутал рисунок и по ошибке выполнил его вверх ногами. Но в какой-то момент в голове щелкнуло, и картинка тут же сложилась. Подавшись вперед, я взялся облаченной в белую перчатку рукой за руку убитой и положил ее девушке на глаза.

Поразительно, но это сработало – теперь тонкая полоска вытатуированного верхнего века оказалась наверху. Хотя меньше вопросов от этого не стало. Что или кого должна была видеть убитая, прикладывая символический третий глаз к своим, настоящим?

И только сейчас я понял очевидную истину, которая из-за шока и неверия не спешила мне открываться. Я, Ангел Смерти, впервые потерпел поражение. Если я не могу увидеть в глазах жертвы лицо ее убийцы, значит, я не смогу его наказать.

В эту ночь впервые за долгие годы убийца избежит заслуженной кары.



Глава восьмая



Невозможно увлечься человеком только лишь по его письмам. Тогда отчего же каждое утро я мчалась в кабинет, в надежде, что обнаружу там оставленное для меня письмо? Отчего так замирало сердце, в следующую секунду ухая вниз, когда я видела пожелтевший листок, испещренный аккуратным почерком? И вроде бы ничего не значащие строчки, но они неизменно согревали меня, вызывая на лице улыбку.

Помню, как Кристиан написал мне, какими странными я пишу чернилами, заставив меня в голос рассмеяться. Он рассказывал мне о разных вещах, в основном, отвечая на мои вопросы, и сам расспрашивал о моей жизни. Я рассказала, что совсем недавно переехала в «Лавандовый приют», пыталась объяснить, чем занималась в прошлом, но это было не так-то просто – я ведь знала, что говорю с человеком, умершим два века назад.

В очередном письме Кристиану я рассказала, что не знаю, чем буду заниматься дальше – когда школа останется позади. Не знаю толком, чего хочу и кем вижу себя спустя годы. Я была немного… потеряна, и не понимала, как себя обрести.

«Я понимаю, о чем ты говоришь». Разумеется, он ведь был призраком. Кто, как не Кристиан, был потерян?

Открой душу. Слушай. Смотри.

Я следовала словам Селин, и, находясь в «Лавандовом приюте», старательно выискивала признаки присутствия Кристиана. И я была вознаграждена – в один из дней, показавшийся поначалу совершенно обычным. Я спустилась со второго этажа, на кухню, чтобы попить воды. И стоя там в кромешной темноте, вдруг увидела, что из гостиной льется свет. Я точно помнила, что не включала лампы. Сердце замерло на мгновение, а затем забилось с новой силой – так что его эхо отдавалось в моей груди.

Поставив стакан, я осторожно двинулась к гостиной. Там действительно было светло, но как ни озиралась я по сторонам, не могла увидеть источника света. Лампа выключена, но… Канделябры. Они висели на стенах с незапамятных времен, и я воспринимала их разве что как украшения интерьера. Но теперь сквозь призму реальности пробивался слабый свет – я видела, что свечи в канделябрах давно уже превратились в бесполезные огарки, и в то же время видела, как они горят. Две реальности словно наслаивались друг на друга.

И вот тогда-то я увидела его.

Призрачный силуэт молодого мужчины.

– Кристиан, – выдохнула я.

Я сделала шаг первой, он – вторым. Протянул руку, словно желая коснуться моей щеки и… растаял. А я еще долго стояла в пустой и темной гостиной, не решаясь даже пошевелиться и нарушить магическое очарование момента.

Не желая возвращаться с тропы, ведущей в нереальность, в свою обыденную и скучную жизнь.



***

Наша связь с каждым днем крепла все больше. Я уже видела Кристиана целыми фрагментами – как он пьет чай из старинного сервиза, как читает газету, сидя в кресле в гостиной и закинув ногу на колено.

Он не всегда замечал меня в моменты пересечения, но я была совершенно не против – мне нравилось за ним наблюдать. Я пыталась поговорить с Кристианом, но его голос сквозь призму времени звучал очень странно, непривычно для моего слуха, словно расслаиваясь.

Я наслаждалась умиротворяющей тишиной особняка, и, проснувшись, еще долго лежала в кровати, читая одну из многочисленных книг из библиотеки. Днем прогуливалась до кафе, где работала Дикси, обедала и перекидывалась с ней парой фраз и обменивалась улыбками с Чаком. А затем кружила по городку, здороваясь с каждым встречным, что подчас вызывало удивленные взгляды, а подчас – улыбки и ответные приветствия. Изучала Ант-Лейк – все эти чудесные магазинчики, лавочки и парки, и уже под вечер возвращалась домой, переполненная впечатлениями. Надеясь, что на ореховом секретере меня будет ждать письмо от Кристиана.

В один из таких дней я забрела в антикварный магазинчик. Он поманил меня витриной, через которую я увидела чудесное трюмо с зеркалом, заключенным в фигурную золотистую раму, с тонкими золотистыми же узорами по краю зеркала.

Я вошла в лавочку, и над открывшейся дверью раздалась негромкая трель. Послышался перестук каблучков, и в зале, заставленной старинными предметами – скрипками, куклами, пуфиками, патефонами и даже табакерками, показалась… Селин. Сегодня на ней было платье из синего атласа до середины колен и короткие белые перчатки. Шляпки не было, темные волосы сколоты изящной брошью с каменьями. Если не подделка – то очень дорогой и старинной.

– Ох, так это ваш магазин! – восхищенно воскликнула я. – Он великолепен!

Селин польщенно улыбнулась.

– Я вижу, вам понравилось трюмо? У вас есть вкус.

– Не уверена, что могу себе его позволить, – призналась я. Да, у меня были деньги, но тратить их на мимолетную прихоть… – Но я просто не смогла пройти мимо.

Селин снова улыбнулась мне характерной улыбкой – таинственной, по-кошачьи мягкой.

– Как новому жителю Ант-Лейка, я сделаю для тебя хорошую скидку.

– Ох, что вы, не стоит, – смущенно забормотала я.

– Признаться, деньги для меня не так важны. Мне просто нравится окружать себя странными вещами. Нравиться видеть восхищение в людских глазах, и знать, что они разделяют твой восторг перед шедеврами ушедших эпох. Каждая из этих вещей, – Селин бережно провела кончиком пальца по изгибу скрипки, – доказывает, что время – очень гибкая величина. Уходят в прошлое эпохи, меняется мир, и мы вместе с ним. Но то, что действительно ценно, навеки остается с нами.

Я молчала, завороженная звуками ее голоса – страстью, которая в нем звучала. Это было сродни гипнозу, вот только жертвой я себя не ощущала. Наоборот, мне льстило, что такая роскошная и неповторимая молодая женщина, как Селин, делится со мной своими сокровенными мыслями.

Она назвала сумму и спросила, чуть наклонив голову:

– Такая цена тебя устроит?

– Да. – Меня действительно переполнял восторг от мысли, что в «Лавандовом приюте» появиться это чудесное трюмо – кусочек духа Ант-Лейка минувшего века.

Я расплатилась наличными. Селин позвонила рабочим – даже телефон у нее был старинный, проводной, с фигурной трубкой, и заверила, что трюмо привезут мне буквально через пару часов. За транспортные расходы она не взяла с меня ни копейки.

Уже прощаясь с радушной владелицей антикварного магазина, я вдруг заметила то, что прежде ускользнуло от моего внимания – красивую брошь, приколотую к платью Селин. Цветок с позолоченными лепестками.

Увидев мой взгляд, Селин приподняла уголки губ.

– Это королевская орхидея. Мои любимые цветы.

Я улыбнулась ей и тепло попрощалась.

Вечером я устроила небольшую перестановку в гостиной. Моя обновка вписалась в атмосферу «Лавандового приюта» просто идеально. В крови бурлил адреналин, я кружила по квартире, окрыленная невесть откуда взявшейся энергией – протерла пыль, вычистила до блеска полы, даже помыла окна. Чуть поразмыслив, решила прибраться и на чердаке – там, в отличие от остальной части особняка, по-прежнему царил небольшой хаос.

Смахнула пыль – почему-то здесь она скапливалась очень быстро, убрала притаившуюся по углам паутину, разобрала пару ящиков, выкинув хлам – пустые коробки и упаковки, вырванные страницы, лишенные обложек, порванные детские игрушки и поломанные куклы. Желая протереть половицы, вдруг поняла, что одна из них проваливается вниз и свободно вынимается. Пошарив рукой в образовавшемся в полу проеме, удивительно похожим на тщательно запрятанный тайник, я наткнулась на продолговатый ящичек из темного дерева, с запирающейся на нехитрый замок крышкой. Чуть повозившись, открыла.

Моим глазам предстали запечатанные письма, скрепленные воском. Бумага… уже знакомая мне. Я огляделась по сторонам. Я не видела поблизости Кристиана, но значило ли это, что его здесь нет? Выходит, это те самые письма, что он от меня спрятал?

Я знала, что поступаю неправильно, но оказалась не в силах противостоять искушению. Мысленно попросив прощения, я сломала печать и открыла первое из писем. Одно письмо, наполненное горечью и грустью, второе, третье и наконец…



«Моя прелестная Орхидея.

Сколько ты будешь мучить меня? Скажи, отчего ты решила меня оставить? Или же это очередная твоя игра?

Селин, прошу, вернись.