Он выразительно посмотрел в глядящий на него рыжий глаз, полагая, что Дракон должен смекнуть, что его просьба насчёт посещения Валинкара вряд ли будет удовлетворена.

Золотой Дракон посмотрел на Лайгона серьёзно и от души извинился за причинённое беспокойство:

— Прости, что заставил прибыть сюда. Боюсь, приди я к вам, мог бы снова уснуть на долгое время…

— Да ладно уж… — отмахнулся маг и перешёл к делу, поскольку, как бы то ни было, с драконом они не являлись приятелями, и говорить им было не о чем, как и не было каких-либо приятных совместных воспоминаний: — Чего звал-то?

— Помощи попросить, — честно ответил дракон, и маг удивлённо приподнял бровь, пытаясь задать немой вопрос, и понять, с чего дракон вообще взял, что он сможет и решит во что-то ввязаться. — Однажды ты спас меня, и мы неплохо поболтали. Мне показалось, ты можешь захотеть помочь… — ответил на незаданный вопрос Золотой Дракон.

— Хотелось бы сразу к делу, — поторопил маг, который не мог расслабиться и получать удовольствие от общения, пока было не ясно, к чему всё это.

— Хорошо, я постараюсь вкратце объяснить, — легко согласился дракон. — Скоро сюда прибудет Эйдис и, возможно, у него поучится лучше. Вы с ним как-никак более одного вида, и вам проще понимать друг друга. Не в плане языка, а в плане взаимопонимания.

— Ты говори, — поторопил маг. — Я переспрошу, если что-то не пойму.

Морда едва заметно кивнула и поудобнее улеглась на своих лапах, чтобы быть примерно на одном уровне с собеседником.

— Наверно, тебе известна моя история: как я оказался в том мире, где ты впервые увидел меня, — маг кивнул. — За те годы, что я проспал там, мой мир, называемый Эльхалоном, оказался захвачен…

— Твой мир? — маг ошарашенно глядел в на огромного ящера. — Мир, где полно драконов? Оказался кем-то захвачен?

— Не совсем, конечно, — признал Дракон. — Но большая часть моего мира опустошена каарксами. Они оттесняли людей и прочих созданий ближе к нашей территории, и теперь они практически оказались на границе Энидуна — это пограничная территория, которая прежде была нейтральной и отделяла наши владения от земель прочих созданий. Видишь ли, мне пришлось спасать друидов, и отправиться в их мир. А в то время здесь шла война, — голос ящера стал печальным. — В ней погибло большинство представителей моего рода, — маг угрюмо посмотрел на землю у себя под ногами, мысленно сочувствуя этому огромному крылатому созданию.

Лайгон подумал, что, должно быть, это ужасно, оказаться вырванным из родного мира, а, вернувшись, не узнать его. Он ещё отлично помнил, каково ему было в мире-двойнике, и боялся представить, как бы сложилась его судьба, проторчи он в нём несколько дольше.

— Но наш род не угасает! — продолжил Золотой Дракон, решив, что магу тоскливо от мыслей об убитых драконах. — Нет, напротив, наш род постепенно разрастается, восстанавливает прежнее величие. Но мы населяем лишь небольшую территорию, примерно, как тёмные эльфы населяют Элтарей, при том, что остальной мир они не используют для жизни. Наш мир велик. Намного огромнее, чем любой другой, в котором тебе доводилось бывать. Так что драконы не могли уследить за всем и за всеми. Особенно без меня. Я потратил несколько лет на то, чтобы разобраться с проблемами, что накопились у моего народа, и лишь потом отправился изучать, что творится в остальном мире. Оказалось, что вся восточная часть опустошена каарксами.

— Кто это? — спросил маг, понимая, что ни в одном из миров, по которым он когда-то скитался, не было таких созданий или же просто звали их иначе.

— Ты видел миры людей? — задал встречный вопрос дракон и внёс уточнения: — Те, где они — верх эволюции?

— Доводилось бывать в таких, — признался маг, хмурясь от неприятных воспоминаний о том, как из одного такого мира его силой вытащил Мэггон в самый разгар веселья.

— Так вот: каарксы похожи на тех, кого люди называют обезьянами. Но это не обезьяны.

Лайгон кивнул, хотя не представлял себе ни обезьян, ни каарксов. Но решил, что пока нет резона узнавать о них подробности. Его должны попросить заявиться в Валинкар, а уж внешний вид врагов, вторгшихся в мир дракона к этому, казалось, никакого отношения иметь не мог.

— Это всё очень занимательно, но… — он почесал голову и признался: — Я пока что-то не улавливаю сути.

— Я просто рассказываю по порядку, чтобы ты вник… — пояснил Дракон.

— Я уже вник, давай к делу! — поторопил Лайгон. — Я всё понял: ты спал в Янтарной Горе, а в это время обезьяноподобные твари порабощали…

— Уничтожали, — поправил Дракон. — Каарксы — потребители. Они не порабощают и не стремятся к власти — она захватывают и уничтожают. В этом их жизнь.

— Это не меняет дела, — отмахнулся маг, хотя слова Золотого Дракона удивили его.

Лайгон прежде не думал о том, что кто-то может желать просто уничтожать всё. Это было странным и непонятным. В своих злодеяниях он всегда преследовал какую-то цель, и никогда этой целью не было просто уничтожение миров.

— Хорошо, я постараюсь покороче, — согласился дракон. — В общем, когда мы уже объединились с друидами и созданиями Эльхалона, и когда стало ясно, что наших сил недостаточно из-за особенностей ведения боя каарксами, то появились леррики.

— Мне даже не интересно, кто это, — предупредил маг, вздыхая: рассказ не был краток, как того он бы хотел.

Дракон едва заметно кивнул и продолжил излагать:

— Леррики сумели победить каарксов в своём мире и теперь занимаются истреблением этих тварей повсеместно, поскольку они опасны и распространяются, как зараза. Против каарксов разработана специальная ткань… Вернее, устройство — йишиль. Оно выглядит, как ткань. Если набросить её на кааркса и нажать на кнопку пульта, ткань начнёт сжиматься, ломая кости и сминая плоть врагу. Это очень удобная штука.

— Я тут при чём? — спокойно спросил Лайгон, хотя терпение его начинало заканчиваться.

— Видишь ли, в Валинкаре есть вещество, блокирующее магию, а в частности — магию перемещений, а это то, что нам нужно. На данном этапе мы можем уничтожать лишь спящих каарксов, поскольку они имеют возможность телепортироваться на недалёкие расстояния. Не больше полуметра, но если накинуть на бодрствующего кааркса эту ткань, он успеет телепортироваться до того, как кости его будут переломаны. Если добавить в текстуру ткани ореливий, то преимущество будет на нашей стороне.

Лайгон наигранно изумлённо оглядел себя. Вроде тот же. Ничего в нём не изменилось. Удостоверившись в этом, он снова взглянул в рыжие глаза и поинтересовался:

— Я похож на благодетеля? Или сумасшедшего?

— Ты не хочешь возвращаться на родину, — догадался дракон.

— Моя родина разлетелась на звёздную пыль много десятков лет назад, — заметил Лайгон, напоминая, что мир, из которого его изгнали, никогда не был его родиной или домом. — Но да, я не хочу возвращаться в Валинкар.

Спокойный голос подошедшего друида задал риторический вопрос:

— Почему я не удивлён?

Подкрасться к магу могли лишь эльфы, да и то, когда он был лишён своих способностей или теперь, но когда он был абсолютно расслаблен и чувствовал себя в безопасности. Поэтому присутствие Эйдиса Лайгон ощутил до того, как тот приблизился, и теперь был ничуть не смущён тем, что друид подал голос. Маг оглядел знакомую фигуру в балахоне. Капюшон не был накинут на голову друида, и можно было увидеть его спокойное чисто выбритое лицо с чёрными глазами и приветливой полуулыбкой.

— Чему ты не удивлён? — поинтересовался маг, полагая, что именно такой вопрос ждёт от него Эйдис.

Друид протянул руку магу, и тот, скрепя сердце, пожал её, помня о том, что именно Эйдис однажды не дал ему сгинуть в том странном мире-двойнике, куда он по оплошности попал десять лет назад.

— Я знал, что придётся уговаривать, убеждать… — признался друид, разглядывая валинкарца. — Возможно, даже умолять…

— До этого, думаю, не дойдёт, — улыбнулся маг. — Я уже не столь высокомерен.

Маг открыто смотрел в чёрные глаза. Ему было интересно, что же предпримет друид, чтобы заманить его в Валинкар. Тот смотрел на него, долго обдумывая свои слова, а потом, словно решил не тратить время попусту и не играть по правилам мага, сказал:

— Давай начистоту, Лайгон: ты согласишься. Мы оба это знаем.

— Не оба, — возразил валинкарец. — Я пока не знаю, что я соглашусь.

Друид переглянулся с Драконом, и тот миролюбиво прорычал:

— Признай, тебе интересно посмотреть на Валинкар… Вспомнить былые годы, ведь было же там и что-то хорошее… Пообщаться со старыми знакомыми… Интересно ведь? — огромная чешуйчатая морда умильно смотрела на Лайгона в ожидании ответа.

— Ничуть, — честно ответил маг. — Ещё с сестрой и матерью я бы встретился, а вот сам Валинкар и прочие его обитатели мне безразличны.

— А брат? — как-то подозрительно взволнованно спросил Эйдис.

— Брат? — удивился маг. — А ты осведомлён. А раз осведомлён, должен знать, что мой брат мне больше не брат, но, даже если я признаюсь, что хотел бы, чтобы он снова стал мне братом, это мало изменит отношение валинкарцев ко мне в целом и отношение Феронда в частности.

— Ты не прав, — горячо воскликнул друид, но быстро умерил пыл и продолжил спокойно и назидательно: — Знаю, как ты относишься к советам… Но… тебе стоит найти именно Феронда и вместе с ним раздобыть ореливий.

— Ты знаешь, как я отношусь к советам, — подражая друиду, почти повторил его слова Лайгон.

— Ты боишься? — решил попытаться по-другому Эйдис, хитро прищуриваясь.

Валинкарец удивлённо и насмешливо воззрился на друида и, усмехнувшись, спросил:

— Чего бояться сильному боевому магу?

— Вот и я так думаю, — лукаво глядя на валинкарца, ответил Эйдис. — Чего тебе там бояться? Ты счастлив, ты спас эльфов и многих других от Варта, тебя любят, и ты можешь быть самим собой. Оказаться в Валинкаре не должно быть столь уж тяжело. К тому же представь, сколько жизней ты спасёшь, достав ореливий. Алисия тебя похвалит… Ведь она полюбила способного на подвиги мужчину.

Лайгон снова усмехнулся и просветил непонятливого друида:

— Она как раз полюбила замкнутого угрюмого лжеца, так что аргумент не засчитан!

— Ладно… — вздохнул друид, продолжая этот бесполезный спор. — Ну а самому-то не интересно показать другим мирам, на что ты способен? Увековечить своё имя в целой вселенной, что страдает от каарксов? Лайгон, какие-то остатки тщеславия в тебе должны ещё быть!

Маг рассмеялся. Ему было забавно смотреть, как Верховный Друид и Золотой Дракон пытаются убедить его в том, что он должен им помочь. Это было забавно из-за того, что и маг, и они действительно знали, что он согласится. Лайгон смог бы объяснить, отчего он не рассматривал всерьёз вариант отказа. Возможно, впервые за десять лет у него появилась причина попасть в Валинкар. Именно причины не хватало ему для того, чтобы оказаться там. И он признался себе, что ему не интересно увидеть Лаивсену и Элару. Мэггона — тем более. А вот Феронда… Да, ему хочется встретиться с братом. Просто посмотреть на него и спросить, доволен ли он теперь, когда трон будет его, и нет необходимости доказывать, что он достоин этого? Лайгон бы хотел, чтобы Феронд успокоился на этом и смог простить его. Даже не ради себя, а ради него. Потому что маг помнил, сколько боли приносили Феронду его действия. Теперь, обретя счастье, он хотел бы посетить Валинкар. Один раз. Чтобы проститься и пожелать брату удачи.

— Ладно, Эйдис, — вздохнул Лайгон. — Давай вкратце: я иду в Валинкар, набираю ореливия… сколько, кстати?

— Не больше двойного твоего веса, — ответил друид. — Порталы открывать ты не умеешь, если я правильно помню. Придётся возвращаться за счёт сил кристалла. А больше двойного веса неживой материи он переместить вместе с тобой не сможет. Кстати, о кристалле: полчаса в Валинкаре ты пробудешь в любом случае, ему нужно время…

— Конечно, в любом! — перебил маг. — Думаете, достать ореливий так просто? Это же металл, который я вообще ни разу не видел, лишь в книжках читал, да и то давным-давно!

— Зато Феронд видел, — бодро и как-то радостно заявил друид и уверенно добавил: — Он тебе поможет.

— Где он мог видеть ореливий? — скептически нахмурив брови, спросил Лайгон.

Эйдис беспомощно глянул на дракона, и тот быстро нашёлся с ответом:

— Это он тебе тоже расскажет… наверно…

Маг не стал разбираться с подробностями, поскольку встреча с Ферондом всё равно входила в его планы. Он, конечно, опасался, что брат заставит его извиняться перед всем народом, но внутренний голос подсказывал, что этого не произойдёт, и Феронд поможет бескорыстно и без неприятных дополнительных условий.

— Ладно, допустим, там я найду Феронда, и мы наберём ореливия, — продолжил планировать операцию маг. — Что потом? Я вернусь в Заречье… А вы потом скажете, что ореливия вам мало, и нужно ещё пару раз сгонять в Валинкар, а? Может такое быть?

Эйдис посмотрел на мага с сожалением. Лайгон ничего не знал. Даже не догадывался о той правде, которую Феронд наверняка решит рассказать ему, как только встретит. Друид смотрел в светло-зелёные насмешливые глаза и очень надеялся, что увидит Лайгона столь же беспечным и добродушным ещё хоть раз. Маг начал настораживаться. Эйдис смотрел на него слишком странно, так, как никогда прежде не смотрел. Словно видел печальное будущее и был не в силах изменить его. Чёрные брови мага нахмурились, образовывая на лбу морщинки. Он непонимающе глядел на друида, которому задал вроде простой и безобидный вопрос.

— Лайгон, если после посещения Валинкара ты решишь отдать мне хотя бы то, что добыл — это будет уже пределом моих мечтаний… — наконец, ответил Эйдис.

Маг понял, что дело нечисто, и это лишь сильнее разожгло его любопытство, подлив масло в огонь. Он уже знал, что от Валинкара его отделяют лишь несколько минут.


* * *

Феронд растирал в пальцах узкие продолговатые листочки багульника, но это был немного не такой запах, по которому он скучал. Мужчина по-прежнему не знал, кто этот бестелесный дух, но именно он стал для Феронда причиной быть. Именно он поддержал в самые трудные моменты, а потом как-то невзначай исчез. Так казалось валинкарцу. На самом деле, никуда не исчезал его таинственный друг, а просто не показывался. Потому что Феронд стал стабилен. После разговора с Тёмным Эльфом прошло около десяти лет, и мужчина всё реже и реже впадал в отчаянье. Это стало неотъемлемой частью его жизни, зато не было вспышек ненависти к себе или затухания, не было больше поисков оправданий. Ничего больше не было. Феронд существовал. Если бы Алдан заявился к нему вновь, то нашёл бы его мало изменившимся с прошлой встречи: неухоженный, заросший, отстранённый от всего, что происходит в мире. Он продолжал участвовать в состязаниях; с тоской, а потом и с безразличием наблюдал за развитием личной жизни Бравы; радовался за сестру, которая хоть с ним и общалась мало, но зато влюбилась в хорошего парня, отвечавшего ей взаимностью; старался избегать Мэггона и Элару, чтобы они не начали расспрашивать его ни о чём. Жизнь в Валинкаре текла, но как-то мимо Феронда. Ему казалось, что он остался там, в том далёком утерянном времени, когда он не был знаком с Эйдисом. Мужчина не винил друида. Ему было даже немного легче, когда он за ужином обводил взглядом собравшихся в зале и видел их довольные счастливые лица. Всё-таки они с Лайгоном спасли Валинкар, хоть брат и не ведал этого.

Все позабыли про Лайгона, полагая, что он канул в небытие. Его имя не произносили, хотя никаких официальных запретов или предрассудков не было. Только Феронд помнил брата. Слишком хорошо помнил. В его памяти сохранилось всё хорошее, что с ними было, всё плохое, что успело приключиться и даже всё то, чего, к счастью, не было, но могло бы быть. Он помнил Лайгона красивым и опрятным, а также легко мог воскресить в памяти его, каким он вернулся из мира людей — нестриженным и настолько погрязшем в магии и стремлении к власти, что даже не сбривающим столь ненавистные ему усы и бороду. Но зрительная память не очень мучила Феронда. Зато в ушах до сих пор стояли все злые слова, сказанные братом. Злые, но правдивые и вполне заслуженные на тот момент.

Почему-то, глядя в бескрайнее ночное небо, становилось легче. Не так тоскливо и пакостно на душе, как днём. Здесь можно было сидеть и думать о том, что среди стольких звёзд и планет наверняка есть мир, в котором Лайгону хорошо. И очень нравилось надеяться, что он действительно однажды решится прийти в Валинкар за помощью, как предсказывал Эйдис. Но Феронд давно уже не верил в это. Прошло столько лет после визита Тёмного Эльфа и после последнего посещения друида… и после последнего появления загадочного запаха свежести и багульника. Мужчине казалось, что про него забыли все. Просто в один миг он перестал быть кому-то нужен или интересен, и потому все разом забыли о его существовании. Он не винил их и, когда задумывался над этим, приходил к выводу, что так правильно и даже лучше для него самого. Феронд привык к жизни отверженного уже очень давно, практически позабыв, что может жить по-другому и даже заслуживает жить по-другому.

Лайгон оказался выброшенным из портала на мягкую траву неподалёку от озера. Он легко устоял на ногах и порадовался тому, как хорошо получилось, что он попал не во дворец. В следующую секунду пришло удивление. Настраиваясь на Феронда, маг ожидал попасть к нему, полагая, что застанет его где-нибудь в кругу друзей или в толпе народа. Даже в портал заходил с накинутым на голову капюшоном, чтобы не быть сразу замеченным. Но вместо этого оказался в поле, да ещё ночью, да ещё и в одиночестве. Сердце тревожно и болезненно сжалось. Он почему-то подумал, что Феронд мог умереть, а пепел его могли развеять по этому самому полю, отчего портал и выбросил мага именно сюда. Эта мысль оказалась страшней, чем Лайгон мог себе представить. Оказалось, он любит брата и боится узнать, что тот мёртв. Это было неприятным открытием для мага. Он постарался успокоить колотящееся сердце и унять охватившие его эмоции. Портал мог перекинуть его не прямо к Феронду, а рядом с ним. Стоило проверить свои догадки, а потом уже паниковать и оплакивать. Так: оплакивать? Лайгон помотал головой. Глупости какие. Даже если и умер его брат — от этого ничего не менялось. Или менялось? Маг выругался, заставляя себя прекратить думать и отправиться либо на поиски Феронда, либо во дворец для выяснения судьбы Феронда.

Наметив столь нехитрый план действий, маг направился к озеру. Хотелось умыться, чтобы привести себя в чувства. Возвращение в Валинкар дурно влияло на него. Он ощутил себя лишним и чужим здесь, каким и был всегда на этой планете. К тому же было непривычно присутствие ореливия в окружении. Подлый металл потихоньку высасывал силы, словно назойливый комар.

Маг шёл быстрыми шагами, пока не заметил силуэт сидящего валинкарца. Феронд. Эту спину Лайгон узнал бы из тысячи, несмотря на то, что мужчина понуро опустил плечи и сгорбился, а его волосы, спадающие на плечи, казались давно не мытыми и спутанными. И всё же это был Феронд. Маг замер и довольно долго стоял в нерешительности. Его раздражало чувство облегчения от того, что он увидел брата, словно ему и правда было небезразлично, жив он или нет.