В первые четыре года брака у них родились трое сыновей, после чего Кэти с головой ушла в общественную работу: она участвовала в деятельности благотворительных обществ, родительских комитетов, в организации автомобильных пулов для поездок на работу. Все это ей ужасно нравилось. У мальчиков было множество самых разнообразных увлечений, включая футбол, бейсбол и плавание. А совсем недавно Кэти решила поучаствовать в борьбе за пост главы попечительского совета школы Гринвича.

Круг интересов Кейт не ограничивался лишь их городком. Она также интересовалась проблемами экологии в глобальных масштабах и рядом вопросов, которые должны были, по идее, интересовать и Питера, но почему-то не интересовали. Питер шутил, что его жена занимается проблемами планетарной значимости за них двоих. Потому что сам он по уши увяз в работе.

Впрочем, ей он это мог не объяснять. Мать Кэти умерла, когда ей было всего три года. Ее воспитывал отец и старался как можно больше времени проводить с дочерью. Когда Кэти подросла, она знала довольно много об отцовском бизнесе, во многом разбиралась, и в этом отношении мало что изменилось после того, как вышла замуж за Питера. Порой случалось, что она узнавала о состоянии дел компании даже раньше мужа. Когда же Питер делился с ней какими-то новостями, оказывалось, что для нее это никакая не новость. Иногда это порождало проблемы, но в целом Питер не возражал, чтобы Фрэнк занимал в их жизни особое место. Близость отца и дочери оказалась гораздо теснее, чем он ожидал, но он не видел в этом поводов для беспокойства.

Фрэнк был человеком справедливым и всегда знал, насколько далеко может заходить в своих суждениях по тому или иному вопросу. По крайней мере, так Питеру казалось до тех пор, пока тесть не попытался указывать ему, в какой именно детский сад следует отдать их сына. В тот раз Питер проявил твердость и придерживался такой позиции до того момента, когда пришла пора отдавать мальчика в среднюю школу, – по крайней мере, попытался. Но были моменты, когда отец Кэти оставался непоколебим. Гораздо больше расстраивало Питера то обстоятельство, что Кэти в подавляющем большинстве случаев принимала отцовскую сторону, хотя и старалась делать это дипломатично и деликатно, пытаясь убедить мужа в правоте отца.

Духовная связь Кэти с отцом не ослабевала с годами, она соглашалась с ним чаще, чем того хотелось бы Питеру. Впрочем, тот несмотря ни на что считал свой брак счастливым. Он имел столько жизненных благ, что жаловаться на редкие разногласия с тестем было просто грешно. Что ни говори, а обретенные им блага существенно превосходили душевные терзания или бремя забот.

Единственным темным пятном, омрачившим его жизнь, стала смерть сестры. Мюриэл ушла из жизни совсем молодой, в возрасте двадцати девяти лет – от рака, так же как и их мать. Как и матери, сестре было не по карману приличное лечение. Люди гордые, ни она, ни ее муж не позвонили Питеру, чтобы сообщить о свалившемся на Мюриэл несчастье. Она была уже на пороге смерти, когда Джек все-таки позвонил и сообщил о болезни жены. Питер был потрясен, когда слетал в Висконсин и увидел Мюриэл. Через несколько дней ее не стало. Не прошло и года после ее смерти, как Джек продал ферму, женился и перебрался в Монтану.

Спустя пару лет Питер потерял с ним всякую связь и не знал, где тот живет и что стало с детьми его сестры. Когда же Джек наконец через несколько лет снова позвонил ему, Кейт заявила, что слишком много воды утекло и продолжать общение с бывшим мужем сестры нет смысла. Питер выслал Джеку денег, которые тот у него попросил, но так и не выбрался в Монтану, чтобы встретиться с племянниками. С другой стороны, даже если бы Питер съездил их проведать, то он все равно оставался бы для них чужим.

У них появилась новая мать, они жили новой семьей. Да и Джек позвонил ему не из сентиментальности, а лишь потому, что ему были нужны деньги. По большому счету брат бывшей жены был ему безразличен, так же как и он сам Питеру, хотя, в принципе, последний был бы не прочь повидать племянников и племянниц. Увы, он был слишком занят на работе, чтобы слетать к ним в Монтану. Да и что греха таить: они давно стали для него лишь крошечной, отдаленной частичкой его другой, прошлой жизни. В некотором смысле было куда разумнее и проще поступить так, как говорила Кейт, а именно выбросить мысли о прошлом из головы. И все же каждый раз, стоило ему вспомнить о своей семье, как его начинало мучить чувство вины.

Но у него давно уже была своя жизнь. Он должен был думать о собственной семье, заботиться о собственных детях, бороться за лучшее будущее для своих близких. А это действительно была борьба, причем нешуточная, а разгорелась она за четыре года до того, как подошло время отдавать в среднюю школу их старшего сына Майка. Все Донованы получали образование в Эндовере[3 - В городе Эндовер расположена элитная частная мужская школа – Phillips Andover Academy, основанная в 1778 г.], и Фрэнк считал, что внук должен поддержать семейную традицию. Кэти поддержала отца, Питер же был не согласен с ними. Зачем, возражал он, отправлять сына в школу-пансионат, расположенный вдали от дома, если в их городе есть прекрасная средняя школа?

В тот раз спор выиграл Фрэнк. Главным же фактором стало решение самого Майка. А все потому, что мать и дед убедили его, что без учебы в Эндовере ему не попасть в приличный колледж, не говоря уже о Школе бизнеса. Тем самым он позднее лишит себя перспективы получить престижную работу и обзавестись нужными деловыми связями.

Питер находил эти доводы смехотворными. Он заявил, что сам поступил в Мичиганский университет, закончил вечернее отделение в Чикаго, никогда не учился в Школе бизнеса и, когда жил на ферме в Висконсине, слыхом не слыхивал ни о каком-то Эндовере.

– Но у меня все получилось, – убеждал он сына. И это была правда: Питер управлял одной из крупнейших корпораций страны.

Но он был не готов к тому, что в ответ сказал ему Майк:

– Да, но ты удачно женился, папа. Это совсем другое дело.

Что и говорить, удар получился болезненный, тем более что был нанесен родным сыном. Майк заметил реакцию отца на его замечание и понял, что тот обижен. Сын поспешил добавить, что имел в виду другое – то, что двадцать лет назад «все было совсем иначе». Однако оба понимали, что на самом деле он имел в виду. В конечном итоге Майк уехал учиться в Эндовер и теперь, как когда-то и его дед, осенью собирался поступать в Принстон.

Теперь в Эндовере учился их средний сын Пол, и лишь Патрик, самый младший из сыновей, поговаривал о том, что останется дома или, по крайней мере, будет учиться в Эксетере, чтобы хоть как-то отличаться от братьев. Для раздумий у него был еще год, и он вот уже несколько раз заводил речь про школу-интернат в Калифорнии.

Питеру эти разговоры очень не нравились. С другой стороны, он вряд ли сумеет отговорить Патрика. Скорее всего, будет так, как он захочет. Учеба в средней школе вдали от дома была в семье Донованов традицией, которая даже не обсуждалась. Даже Кейт, несмотря на всю ее близость к отцу, в свое время окончила частную школу для девочек «Мисс Портерс Скул».

Питер предпочел бы, чтобы дети учились в родном городе, хотя понимал, что в данной ситуации есть свои плюсы и минусы. Пусть он не видел сыновей по несколько месяцев в году, зато они получали превосходное образование, в этом не было никаких сомнений. К тому же, по словам Фрэнка, сыновья Питера и Кэти во время учебы завязывали дружеские отношения, которые играли важную роль в их будущем.

С этим было трудно спорить, и Питер не спорил, хотя, что греха таить, ему было одиноко без сыновей, которые, один за другим, уехали учиться в закрытые частные школы. Кейт и мальчики были его семьей, самыми близкими людьми. А еще он по-прежнему тосковал по Мюриэл и родителям, хотя никогда не признался бы в этом жене.

За годы их супружества жизнь Питера коренным образом изменилась. Он стал важной персоной. Его карьера складывалась на удивление успешно. Они с Кэти переехали в новый дом, который был больше прежнего. На этот раз Питер смог позволить себе такую покупку. Ни о каких подарках от Фрэнка теперь не могло быть и речи.

Новый дом располагался в Гринвиче, на участке площадью в шесть акров. Хотя Питера временами тянуло в город, он знал, насколько важен для Кэти Гринвич. Здесь она провела почти всю свою жизнь. Поблизости жили ее подруги, здесь учились в начальной школе их сыновья, здесь она занималась общественной работой, рядом был ее отец. Она и представить себе не могла жизни вдали от Фрэнка.

Она по-прежнему присматривала за его домом, а в выходные дни они все вместе обсуждали семейные проблемы, дела компании или просто играли в теннис. Так что Кэти постоянно бывала в отцовском доме.

Чтобы быть ближе к Фрэнку, они проводили лето на Мартас-Винъярд[4 - Мартас-Винъярд (англ. Martha’s Vineyard, что переводится как «виноградник Марты») – остров в 6 км от мыса Кейп-Код на юго-востоке штата Массачусетс.]. Здесь у Фрэнка было настоящее поместье, которое он приобрел много лет назад. Питер был вынужден согласиться с Кейт, что лучшего места для отдыха трудно себе представить. Да и сам он любил проводить здесь свободное время. Он сильно привязался к этому месту, и как только позволили средства, Питер убедил жену отказаться от коттеджа, который они арендовали у Фрэнка в его просторных владениях, и купил ей прекрасный дом на той же улице.

Мальчики тоже были в восторге, особенно когда Питер построил для них летний домик, в который они теперь могли приглашать друзей. Вот уже многие годы Питер и Кейт были окружены детьми, особенно летом на Мартас-Винъярд. Казалось, что, кроме сыновей, в их доме постоянно обитает еще целая команда подростков.

В целом жизнь их была легка и приятна. Несмотря на компромиссы, на которые Питер время от времени шел в таких домашних вопросах, как выбор места учебы для сыновей, он знал: в том, что касается бизнеса, он никогда не пожертвует принципами или собственным добрым именем. Впрочем, Фрэнк давал ему полную свободу действий. В свою очередь, Питер предложил ряд блестящих идей, которые способствовали дальнейшему процветанию фирмы и приносили доходы, о которых Фрэнк раньше не мог и мечтать.

Предложения Питера невозможно было переоценить – смелые, порой даже дерзкие, они неизменно приносили положительные результаты. Фрэнк точно знал, что делает, когда пригласил перспективного молодого человека к себе на работу, а позднее сделал тридцатисемилетнего Питера Хаскелла президентом корпорации «Уилсон-Донован».

Питер с самого начала мастерски руководил вверенной ему компанией. С тех пор прошло семь лет, из которых четыре года ушло на разработку викотека. Проект – с самого начала любимое детище Питера Хаскелла – был ужасно затратный, однако в будущем сулил небывалый успех. Именно Питер принял решение избрать это направление научных исследований. Именно он убедил Фрэнка в правильности избранного пути. Вложения капиталов были огромными, но в конечном счете они согласились, что игра стоит свеч.

Впрочем, для Питера вопрос не сводился только к материальной выгоде. В случае успеха препарату предстояло стать воплощением его давней мечты – помочь человечеству. Не в последнюю очередь в память о матери и сестре Питер хотел, чтобы викотек пришел на помощь онкологическим больным как можно быстрее.

Существуй в свое время подобный препарат, возможно, жизнь близких ему людей удалось бы спасти или хотя бы продлить. Теперь же Питер мечтал спасать других людей. Людей, живущих в сельской глубинке или в городах, но из-за недостатка средств или каких-то других обстоятельств лишенных возможности получить эффективное лечение.

Сидя в такси, Питер поймал себя на том, что мысли его заняты анализом результатов встреч, состоявшихся в течение этой недели в Европе. Было приятно осознавать, насколько приблизился викотек к запуску в производство. Такси въехало в центр Парижа, и Питер в очередной раз пожалел, что рядом с ним нет Кейт.

Ему всегда нравился этот удивительный город, от красоты которого у него неизменно захватывало дух. В первый раз он приехал сюда в деловую поездку пятнадцать лет назад. Тогда ему показалось, что в мире нет ничего прекраснее французской столицы.

Тогда он приехал в Париж один, причем в день национального праздника. Он до сих пор хорошо помнил, как ехал по Елисейским Полям к Триумфальной арке, под сводами которой развевался флаг Франции. Он остановил машину, вышел и какое-то время стоял на тротуаре, не сводя взгляда с трехцветного полотнища. В какой-то момент он даже поймал себя на том, что на его глаза навернулись слезы.

Кэти часто поддразнивала его, мол, в прошлой жизни он наверняка был французом, если так любит Париж. Этот город манил и влек к себе, причем Питер сам не смог бы объяснить, почему. Просто было в Париже нечто невероятно притягательное. Здесь ни разу он не испытал ни одной плохой минуты. И в этот раз будет точно так же. Хотя Поль-Луи Сушар по натуре слишком серьезен и неразговорчив для француза, Питер не сомневался, что встреча, которая назначена на завтра, будет настоящим маленьким праздником.

Такси тем временем влилось в поток транспорта, заполнившего в полуденную пору центральные улицы Парижа. Мимо проносились так хорошо знакомые достопримечательности – Дом инвалидов, здание Оперы. Через несколько секунд они уже въезжали на Вандомскую площадь. Питер тотчас почувствовал себя почти как дома. Колонну в центре площади венчала статуя Наполеона. Если закрыть глаза, можно легко представить себе украшенные гербами кареты с французскими аристократами в напудренных париках и атласных камзолах.

Абсурдность этой живописной картины невольно заставила Питера улыбнуться. Такси остановилось перед входом в отель «Ритц». Облаченный в ливрею швейцар поспешил открыть для Питера дверцу машины. Он моментально узнал Хаскелла, как узнавал и других постоянных постояльцев, и, пока Питер расплачивался с водителем такси, уже подозвал коридорного, чтобы тот внес в отель багаж гостя.

Фасад «Ритца» отличался благородной сдержанностью и выделялся среди прочих зданий элегантными козырьками над входом. Он выглядел отнюдь не роскошнее известных магазинов, располагавшихся по соседству с ним. Витрины ювелирных домов «Шоме» и «Бушерон» сверкали изысканными украшениями. На углу площади разместились «Шанель» и ювелирный бутик «JAR», названный по имени его основателя, Жоэля Артура Розенталя, одного из самых талантливых ювелиров современности. Однако главной достопримечательностью Вандомской площади все же был «Ритц». Питер всегда считал, что такого второго отеля нет во всем мире.

Обстановку отеля отличала изощренная роскошь и ни с чем не сравнимый комфорт. Останавливаясь здесь во время своих деловых поездок, Питер неизменно испытывал легкое чувство вины, однако за долгие годы так полюбил его, что просто не мог помыслить о том, чтобы поселиться в другом отеле. «Ритц» был единственным романтическим отступлением в его упорядоченной, размеренной жизни.

Питеру нравились его изысканность, роскошь и элегантность обстановки номеров, помпезная красота обтянутых парчой стен, великолепные антикварные камины. Едва шагнув во вращающиеся двери отеля, Питер ощутил приятное возбуждение.

«Ритц» никогда не разочаровывал его, как не перестает нравиться красивая женщина, с которой встречаешься лишь изредка, но которая всякий раз ждет вас с распростертыми объятиями. Причем всякий раз благодаря идеально наложенному макияжу и безукоризненной прическе ей удается выглядеть даже более привлекательно, нежели в последнюю вашу встречу.

«Ритц» Питер любил почти так же, как и сам Париж. Для него это была часть волшебства и очарования французской столицы. Не успел он войти в вестибюль, как его приветствовал швейцар в ливрее. Преодолев две покрытые ковром ступеньки, Питер бодрым шагом направился к стойке портье. Даже процесс регистрации в «Ритце» доставлял ему удовольствие, хотя порой приходилось какое-то время ждать в очереди. Ему нравилось незаметно разглядывать других постояльцев отеля. Слева от него стоял пожилой, но все еще смазливый латиноамериканец, а рядом с ним – потрясающей красоты молодая женщина в красном платье.

Они о чем-то негромко переговаривались по-испански. У женщины были безупречно ухоженные ногти и волосы; на левой руке – браслет с огромным бриллиантом. Она посмотрела на Питера и, перехватив его взгляд, улыбнулась. Он был привлекательным мужчиной, и, глядя на него, невозможно было бы догадаться, что он вырос в бедности на ферме. Он выглядел импозантно – богатый, солидный, привыкший вращаться в кругах деловой элиты, среди властителей мировых финансовых империй.

Внешность Питера Хаскелла без слов свидетельствовала о власти и успехе. И вместе с тем было в нем нечто притягательное, свойственное романтичной молодости. Присмотревшись к нему повнимательнее, посторонний взгляд наверняка разглядел бы в нем нечто большее: некую загадку, затаившуюся в глубине его глаз, то, чего люди в нем чаще всего просто не замечали.

Чувствовалась в нем некая мягкость, доброта, сердечность, способность к сопереживанию – редкие качества для влиятельных, волевых людей. Увы, женщина в красном платье этого не заметила. Она обратила внимание лишь на галстук от «Гермес», дорогой портфель, туфли английского производства, прекрасного покроя костюм и с трудом заставила себя отвести взгляд от незнакомца и посмотреть на своего спутника.

По другую сторону от Питера стояли трое красиво одетых пожилых японцев. Все трое курили и о чем-то негромко переговаривались. Их сопровождал какой-то молодой человек, и портье за стойкой заговорил с ним по-японски. Когда же Питер отвел от них взгляд, все еще ожидая своей очереди, то заметил у входа некоторое оживление. Через вращающуюся дверь внутрь прошествовали четверо смуглолицых крепких мужчин, которые сразу же установили контроль за входом. Следом за этой четверкой в вестибюль вошли еще двое. После них, словно разноцветные шарики жевательной резинки из автомата, из вращающейся двери появились три ослепительно-красивые женщины в ярких костюмах от «Диора».

Костюмы были одинаковыми, но разных расцветок, подчеркивающих индивидуальность своих обладательниц. Подобно испанке, которую Питер только что видел у стойки регистрации, этих красавиц отличала идеально ухоженная, холеная внешность. На всех троих были бриллиантовые серьги и ожерелья. Появление женщин произвело на присутствующих сильное впечатление. Еще мгновение, и шестеро телохранителей взяли их в плотное кольцо, а в вестибюль отеля из вращающейся двери шагнул немолодой араб импозантной внешности.

– Король Халед… – услышал Питер чей-то шепот. – Или его младший брат… и три его жены… остановились здесь на месяц… занимают весь четвертый этаж, с той стороны, где окна выходят на сады…

Халед был правителем небольшой арабской страны. Пока женщины пересекали вестибюль, Питер насчитал восемь охранников и еще несколько человек, замыкавших процессию. К этой внушительной группе тотчас же подскочил портье, и они, сопровождаемые взглядами присутствующих, проследовали дальше.

При этом почти никто не обратил внимания на Катрин Денев, которая торопливо прошла в ресторан. Равно как никто не вспомнил и о том, что в отеле сейчас живет Клинт Иствуд – фильм с его участием как раз снимался в окрестностях Парижа. Подобные лица и имена в «Ритце» – привычное дело. Питер задался вопросом, наскучит ли ему самому когда-нибудь обращать внимание на знаменитостей?

Пока что находиться здесь и наблюдать за происходящим доставляло ему немалое удовольствие. Он не мог заставить себя отвернуться или притвориться скучающим и пресыщенным жизнью, как то делали некоторые постояльцы. Равно как не мог удержаться от того, чтобы не понаблюдать за арабским королем и стайкой его очаровательных жен.

Женщины о чем-то переговаривались и тихо смеялись. Телохранители не спускали с них глаз, не позволяя никому приблизиться к ним ни на шаг, окружая их подобно стене суровых статуй.