Кладбище домашних животных
Стивен Кинг


Луис Крид и не предполагал, чем обернется для него и его семьи переезд в новый дом. До сих пор он и слыхом не слыхивал о Вендиго – зловещем духе индейских легенд. И уж тем более не догадывался, что рядом с этим домом находится кладбище домашних животных. Однако очень скоро ему пришлось пожалеть о своем неведении…





Стивен Кинг

Кладбище домашних животных


Посвящается Кирби Макколи


Вот несколько людей, которые написали книги о том, что они делали и зачем:

Джон Дин. Генри Киссинджер. Адольф Гитлер. Кэрил Чессмен. Джеб Магрудер. Наполеон. Талейран. Дизраэли. Роберт Циммерман, известный также как Боб Дилан. Локк. Чарлтон. Гестон. Эррол Флинн. Аятолла Хомейни. Ганди. Чарльз Олсон. Чарльз Колсон. Викторианский джентльмен. Доктор Чис.

Большинство людей также верят, что Бог написал Книгу или Книги, в которых говорилось о том, что и зачем он делал, и, поскольку эти люди верят в то, что человек создан по образу и подобию Божию, они считают, что Бог также подобен человеку или, на худой конец, Человеку.

А вот несколько людей, которые не писали книг о том, что они делали… и что они видели:

Человек, который закапывал Гитлера. Человек, проводивший вскрытие Джона Уилкса Бута. Человек, который бальзамировал Элвиса Пресли. Человек, бальзамировавший – и весьма плохо, как считают специалисты, – папу Иоанна XXIII. Гробовщики-дилетанты, очищавшие Джонстаун от заваливших улицы трупов. Человек, который кремировал Уильяма Голдена. Человек, заливший тело Александра Македонского золотом, чтобы оно не испортилось. Люди, мумифицировавшие фараонов.



Смерть – загадка, похороны – таинство.





Часть первая

Кладбище домашних животных


Иисус сказал им: «Лазарь, друг наш, уснул; но я иду разбудить его».

Ученики его сказали: «Господи! Если уснул, то проснется». Иисус говорил о смерти его, а они думали, что он говорил о сне обыкновенном.

Тогда Иисус сказал им прямо: «Лазарь умер; но пойдем к нему».

    (Евангелие от Иоанна)




1


Луис Крид, потерявший отца в возрасте трех лет и никогда не видевший деда, никак не думал найти отца в зрелые годы, но такое случилось… хотя он называл этого человека своим другом, как и должно быть, наверное, если находишь отца так поздно. Он встретил его вечером, когда он с женой и двумя детьми въехал в большой белый дом в Ладлоу. С ними приехал и Уинстон Черчилль, сокращенно Черч – кот его дочери Эйлин.

Отборочная комиссия в университете работала медленно, нелегко было и отыскать дом на приемлемом расстоянии от места работы, и к тому моменту, как они достигли места, где, по всем признакам, этот дом должен был находиться, все признаки совпали… как знамения небес в ночь перед убийством Цезаря, подумал мрачно Луис, они все устали и измучились. У Гэджа резался зуб, и он почти беспрерывно хныкал. Он не желал засыпать, сколько бы Рэчел его ни укачивала. Наконец она заткнула ему рот грудью, хотя время кормления еще не настало. Но Гэдж знал свой график не хуже нее, а может быть, и лучше, и тут же укусил ее своим свежепрорезавшимся зубом. Рэчел, так и не свыкшаяся еще с неизбежностью этого переезда в Мэн из Чикаго, где она прожила всю жизнь, расплакалась. Эйлин тут же присоединилась к ней. Позади в машине начал возиться Черч, беспокойный все три дня, в течение которых длился переезд. Его мяуканье из кошачьей корзины было неприятно, но возня, когда его пустили свободно гулять по машине, оказалась еще хуже.

Луис и сам едва не плакал. Внезапно его посетила дикая, но не лишенная привлекательности мысль. Он мог отвезти семью в Бангор перекусить в ожидании фургона с вещами, и, пока эти трое заложников его переменчивой фортуны обедали, он мог нажать на газ и, не оглядываясь, рвануть на юг, в Орландо, штат Флорида, и устроиться там под другим именем на работу в Диснейуорлд, в качестве врача. Но еще до того, как он бы выехал на шоссе, доброе старое шоссе номер 95, он бы остановился у обочины и вышвырнул проклятого кота.

Но тут они заехали за последний поворот, и за ним неожиданно вырос их дом. Они выбрали его по фотографии из семи вариантов, которые предложил им Мэнский университет. Это был большой старинный дом в колониальном стиле (но заново отстроенный, с отоплением, стоимость которого, хоть и высокая, оговаривалась в условиях контракта), три больших комнаты внизу, четыре наверху, длинная прихожая, где при желании также можно было жить, – и вокруг всего этого раздолье зелени, ослепительно яркой даже в эту августовскую жару.

За домом расстилалось обширное поле, где могли играть дети, а за полем – лес, уходящий куда-то далеко, за горизонт. Участок граничил с государственными землями, и агент рассказал, что остатки индейского племени микмаков предъявили иск на почти восемь тысяч акров земли в Ладлоу и других городах к востоку, и что их тяжба с федеральными властями и с правительством штата грозила перейти в следующее столетие.

Рэчел внезапно перестала плакать. Она подалась вперед.

– Это и есть…

– Да, вот это, – сказал Луис. Он почувствовал тревогу – нет, скорее испуг. Да что там – он почувствовал ужас. Он ухлопает на выплату двенадцать лет жизни; к тому времени Эйлин стукнет семнадцать.

Он вздохнул:

– Ну, что ты об этом думаешь?

– Я думаю, что это чудесно, – сказала Рэчел, и с его души будто свалился камень. Он видел, что она не выглядела огорченной, нет: как только они свернули на асфальтовую подъездную дорожку, ее взгляд устремился на пустые окна; Рэчел представляла за ними занавески, гардины и еще Бог знает что.

– Папа? – подала голос Элли с заднего сиденья. Она тоже перестала плакать. Даже Гэдж не хныкал. Луис наслаждался тишиной.

– Что, моя хорошая?

В ее карих глазах под темными ресницами тоже отражались дом, лужайка, крыша еще одного дома слева и обширное поле, уходящее к дальнему лесу.

– Это наш дом?

– Он им будет, милая, – ответил он.

– Ура-а! – завопила она, заставив его вздрогнуть. Тут Луис, которого Элли часто выводила из себя, решил, что вряд ли он когда-нибудь увидит Диснейуорлд в Орландо.

Он поставил машину возле пристройки и заглушил мотор.

В тишине, кажущейся оглушительной после Чикаго и суматохи на дорогах и переездах, где-то запела птица.

– Дома, – сказала тихо Рэчел, все еще глядя за окно.

– Дома, – подтвердил Гэдж, сидевший у нее на коленях. Луис и Рэчел поглядели друг на друга. В зеркальце обзора глаза Эйлин расширились.

– Ну вот…

– А ты…

– Это же… – сказали они все разом и одновременно рассмеялись. Гэдж не обратил на них внимания; он сосал палец. Он впервые произнес «мама» почти месяц назад и уже делал попытки сказать «па» или еще что-нибудь в адрес Луиса.

Но это было правильное слово, как его ни произноси. Они были дома.

Луис взял Гэджа с колен жены и обнял его.

Вот так они приехали в Ладлоу.




2


В памяти Луиса Крида этот момент навсегда запечатлелся в каком-то ореоле волшебства – в основном потому, что остаток дня оказался просто безумным. В следующие три часа от очарования вечера не осталось и следа.

Луис держал ключи от дома (он был очень аккуратным и методичным человеком) в небольшом кошелечке, на котором написал: «Дом в Ладлоу – ключи получены 29 июня». Он положил его в бардачок машины. Он был абсолютно в этом уверен. Но там его не было.

Пока он искал ключи, чувствуя растущее раздражение, Рэчел взяла на руки Гэджа и вслед за Эйлин направилась в поле к одиноко стоящему дереву. Он в третий раз заглядывал под сиденье, когда дочь завопила, а потом начала плакать.

– Луис! – крикнула Рэчел. – Она порезалась!

Эйлин упала и разбила коленку о камень. Царапина была небольшой, но она вопила так, будто ей оторвало ногу. Он поглядел на дом напротив, где в жилой комнате горел свет.

– Хватит, Элли, – сказал он. – Перестань. Люди вокруг подумают, что здесь кого-то убивают.

– Но мне боооольно!

Луис, преодолев вспыльчивость, молча вернулся к поискам. Ключей не было, но пакет первой помощи оказался на месте. Он взял его и вылез. Когда Элли увидела, что он несет, она закричала еще громче:

– Нет! Не хочу, оно жжется! Папа, я боюсь! Оно…

– Эйлин, это всего-навсего ртутная примочка, она не жжется…

– Будь взрослой, – вмешалась Рэчел, – это же просто…

– Нет-нет-нет-нет!..

– Прекрати, или у тебя заболит и задница! – не выдержал Луис.

– Она устала, Лу, – сказала тихо Рэчел.

– Да, я знаю. Подержи ей ногу.

Рэчел опустила Гэджа на траву и держала ногу Элли, пока Луис мазал ее лекарством, невзирая на истерические вопли.

– Кто-то вышел на крыльцо вон в том доме через улицу, – сказала Рэчел. Она поспешно схватила Гэджа, который уже намеревался уползти.

– Чудесно, – пробормотал Луис.

– Лу, она просто…

– Да, устала, я знаю. – Он закрыл лекарство и мрачно поглядел на дочь. – И это ведь правда не больно. Элли, замолчи.

– Нет, больно! Нет, больно! Нет, бооо…

Рука его потянулась, чтобы ее шлепнуть, и он с большим трудом сдержался.

– Ты нашел ключи? – спросила Рэчел.

– Нет еще, – сказал Луис, пряча пакет первой помощи.

– Я сейчас…

Тут заревел Гэдж. Он уже не хныкал, а ревел во весь голос, извиваясь в руках у Рэчел.

– Что еще с ним? – крикнула Рэчел, почти отшвыривая ребенка Луису. Он заметил, что это обычное следствие, когда вы замужем за доктором, – вы всегда швыряете ребенка мужу, когда с ним что-нибудь не в порядке. – Луис! Что с ним…

Гэдж с диким ревом хватал себя за шею. Луис пригляделся и увидел растущую на шее опухоль. Кроме того, на джемпере мальчика ползало что-то темное и жужжащее.

Эйлин, которая было уже успокоилась, завопила опять:

– Пчела! Пчела! Пчела-а-а!

Она отпрыгнула назад, споткнулась о тот самый камень, о который уже поцарапалась, плюхнулась на землю и заплакала от боли, изумления и страха.

«Я схожу с ума», – с удивлением подумал Луис.

– Сделай же что-нибудь! Что ты сидишь?!

– Надо вынуть жало, – раздался голос сзади них.

– Вынуть жало и приложить туда соду. Опухоль быстро сойдет. – Голос, однако, говорил с таким акцентом, что Луис сначала мало что разобрал.

Он повернулся и увидел старика лет семидесяти, довольно бодрого для своих лет, стоящего на траве. Одет он был в жилетку поверх синей рубашки, из-за ворота которой торчала его морщинистая, укутанная платком шея. Лицо его было загорелым, и он курил сигарету без фильтра. Пока Луис смотрел на него, старик затушил сигарету пальцами и сунул ее в карман. Он стоял и как-то виновато улыбался – Луису сразу понравилась эта улыбка – и явно был не из тех людей, кто сторонится незнакомцев.

– Только не говорите, док, что это не мое дело, – сказал он. Так Луис встретил Джуда Крэндалла, который стал ему как бы вторым отцом.




3


Он следил за их прибытием с другой стороны улицы и пришел посмотреть, не может ли он чем-нибудь помочь, когда у них, как он выразился, «возникнут сложности».

Пока Луис держал ребенка на руках, Крэндалл подошел ближе, осмотрел опухоль и протянул к ней руку. Рэчел открыла рот, пытаясь возразить – его рука казалась ужасно неуклюжей и почти такой же большой, как голова Гэджа, – но не успела она и слова сказать, как пальцы старика сделали одно молниеносное движение, словно показывая фокус, и жало оказалось у него на ладони.

– Большое, – заметил он, – не рекорд, но на приз потянет.

Луис рассмеялся.

Крэндалл улыбнулся ему в ответ и сказал:

– А ты, плакса, чего ревешь?

– Мама, что он говорит? – спросила Эйлин, и тогда Рэчел тоже рассмеялась. Конечно, это просто невежливо, но, по-видимому, старик не обиделся. Он достал из кармана пачку «Честерфилда», сунул в рот сигарету, благодушно кивнул в ответ на их смех – даже Гэдж улыбался, несмотря на боль в укушенном месте, – и потом неожиданно зажег спичку о ноготь большого пальца. «У старика свои шутки, – подумал Луис, – хоть и немудреные, но порой довольно удачные».

Он остановил смех и достал руку из-под зада Гэджа – довольно, к слову сказать, увесистого.

– Рад познакомиться, мистер…

– Джуд Крэндалл, – сказал старик, пожимая ему руку. – А вы ведь доктор?

– Да. Луис Крид. Это моя жена Рэчел, моя дочь Элли, а этот мальчик, которого укусила пчела, – Гэдж.

– Рад вас всех видеть.

– Я смеялся не над… то есть мы смеялись… в общем, мы просто… немного устали.

Такое преуменьшенное заявление снова заставило его усмехнуться. На самом деле он чувствовал себя полностью обессиленным.

Крэндалл кивнул.

– Еще бы, – сказал он со своим невероятным акцентом. Он взглянул на Рэчел. – Почему бы вам не завести этого малыша и вашу дочь на минутку ко мне, миссис Крид? Мы разведем соды и сделаем ему примочку. Моя жена была бы рада познакомиться с вами. Она редко выходит. Артрит совсем ее замучил в последние годы.

Рэчел посмотрела на Луиса, он кивнул:

– Вы очень любезны, мистер Крэндалл.

– О, я откликаюсь только на Джуда, – сказал старик. Тут внезапно послышался гудок, зарокотал мотор, и из-за поворота показался большой голубой фургон.

– О Боже, а я так и не нашел ключи, – сказал Луис.

– Ничего, – сказал Крэндалл. – У меня есть связка. Мистер и миссис Кливленд – они тут жили до вас – дали мне ключи, о, давно, четырнадцать или пятнадцать лет назад. Они долго здесь жили. Джоан Кливленд была лучшей подругой моей жены. Она умерла два года назад, и Билл переехал в квартиру для стариков в Оррингтоне. Теперь эти ключи будут вашими.

– Вы очень добры, мистер Крэндалл, – сказала на этот раз Рэчел.

– Ерунда, – сказал он. – Вы лучше посмотрите, чтобы ваши малыши не очень-то разбегались. – Особенно экзотически для их среднезападного слуха звучало это его «млыш-шы». – Смотрите, чтобы они не выбегали на дорогу, миссис Крид. Здесь слишком много тяжелых грузовиков.

Теперь они услышали, как открылись дверцы машины, и вылезшие из нее люди направились к ним.

Элли, которая уже отошла в сторону, вдруг спросила:

– Папа, что это там?

Луис, уже собравшийся встречать приехавших, оглянулся. У кромки поля, где кончалась лужайка и начиналась высокая летняя трава, тянулась тропа фута в четыре шириной. Она поднималась на холм, вилась между низких кустов и березок и исчезала из виду.

– Похоже на какую-ту тропинку, – сказал Луис.

– Ага, – сказал Крэндалл, улыбаясь, – я как-нибудь расскажу вам. Так вы идете?

– Да-да, – сказала Элли и добавила с явной безнадежностью: – А сода жжется?




4


Крэндалл вынес ключи, но в это время Луис нашел наконец свой комплект. В бардачке был зазор, и маленький кошелек провалился туда. Он выудил ключи оттуда, но Крэндалл все равно отдал ему вторую связку. Они висели на старом потускневшем брелоке. Луис поблагодарил, сунул ключи в карман и стал наблюдать, как грузчики вносят в дом мебель, ящики с одеждой и прочим добром, накопившимся у них за двенадцать лет семейной жизни. Вырванные из привычного окружения, вещи казались меньше. «Словно в коробках узлы с тряпьем», – подумал он, внезапно почувствовав печаль и угнетенность, то, что называют иногда страхом новизны.

– Вырвали и пересадили в другое место, – сказал неожиданно возникший рядом Крэндалл, и Луис слегка подскочил.

– Вы будто читаете мои мысли, – сказал он.

– Да нет, конечно. – Крэндалл зажег сигарету, спичка ярко вспыхнула в ранних сумерках. – Тот дом через дорогу выстроил мой отец. Привел в него жену, и она родила здесь ребенка, то есть меня, еще в тысяча девятисотом году.

– Так, выходит, вам…

– Восемьдесят три, – сказал Крэндалл, и Луис был рад, что не услышал слов, которые он ненавидел всем сердцем: «Всего восемьдесят три».

– Вы выглядите гораздо моложе.

Крэндалл пожал плечами:

– Может быть. Я всегда жил здесь. Во время великой войны меня забрали в армию, но я так и не уехал дальше Байонны, штат Нью-Джерси. Мерзкое местечко. Оно было таким даже в тысяча девятьсот семнадцатом. Я был очень рад, когда вернулся домой. Женился на Норме, отработал свое на железной дороге и вот до сих пор живу здесь. Но я повидал немало всего и здесь, в Ладлоу. Всякое бывало.

Грузчики задержались у входа с громадным ящиком, в котором была двухспальная кровать, где они с Рэчел спали.

– Куда это, мистер Крид?

– Вверх… погодите, я покажу. – Он пошел впереди, потом повернулся и поглядел на Крэндалла.

– Идите, идите, – сказал Крэндалл, улыбаясь. – Помогите им. Покажите, куда ее поставить. Знаете, от перетаскивания вещей чертовски хочется пить. Я обычно сижу часов в девять у себя на крыльце и пью пиво. Когда тепло, засиживаюсь до темноты. Если будет настроение, заходите.

– Спасибо, может быть, и зайду, – сказал Луис, вовсе не собираясь этого делать. Следующей должна была стать просьба посмотреть артрит больной жены. Крэндалл нравился ему, нравились его виноватая улыбка, странная манера говорить, его акцент янки, который вовсе не резал слух, а был мягким, почти певучим. Хороший человек, подумал Луис, но люди часто хитрят с врачами. К несчастью, даже лучшим твоим друзьям рано или поздно требуется медицинская консультация. А со стариками этому просто не будет конца. – Но особенно меня не ждите, у нас был чертовски тяжелый день.

– Тогда приходите как-нибудь потом, без приглашения, – сказал Крэндалл, и что-то в его тоне подсказало Луису: старик понял, о чем он думает.

Он проводил взглядом Крэндалла, прежде чем присоединиться к грузчикам. Старик шел легко и прямо, будто ему было шестьдесят, а не больше восьмидесяти. Луис почувствовал что-то вроде белой зависти.




5


В девять часов грузчики уехали. Элли с Гэджем, выбившиеся из сил, спали в своих новых комнатах, Гэдж в кровати, Элли на матраце, положенном на пол среди пирамиды коробок с ее игрушками, целыми и поломанными, с ее детскими книжками, с ее вещами и Бог знает, с чем еще. И конечно же, с ней был Черч, тоже спящий, утробно мурлыкающий во сне.

Рэчел до этого без устали металась по дому с Гэджем на руках, по второму разу осматривала места, где Луис велел грузчикам поставить вещи, и заставляла передвигать их по-своему. Луис еще не отдал чек, который предусмотрительно положил в нагрудный карман вместе с пятью десятидолларовыми бумажками сверх таксы. Когда фургон в конце концов опустел, он вытащил и отдал грузчикам чек вместе с деньгами, кивнул в ответ на их благодарности, подписал ведомость и остался стоять на крыльце, глядя, как они уезжают. Он подумал, что сейчас они поедут в Бангор и выпьют там пива. Пиво бы и ему не помешало. Эта мысль снова напомнила ему про Джуда Крэндалла.