Войти
AndroidLib » Читалка
Темное море
Темное море
Джеймс Камбиас
Звезды научной фантастики
На планете Ильматар под многокилометровой толщей льда и воды команда ученых с Земли исследует разумных аборигенов. Экспедиции приходится нелегко, ведь все прямые контакты с ильматарианами запрещены более развитой расой шоленов, первых инопланетян, с которыми столкнулись земляне, освоив межзвездные перелеты. Технологически шолены намного опережают людей и считают их слишком агрессивными существами, способными своим прогрессорством довести невинную цивилизацию до гибели. Когда ильматариане по ошибке убивают знаменитого журналиста с Земли, напряжение между людьми и шоленами резко возрастает, а возникший дипломатический конфликт грозит обернуться полномасштабной войной. Противники еще не знают, что слепые и отсталые ильматариане, одинаково чуждые и землянам, и шоленам, далеко не так просты, как кажутся, и в грядущем конфликте они сыграют особую роль, ведь при первом контакте любая ошибка может оказаться роковой.
Джеймс Камбиас
Темное море
Copyright © 2014 by James L. Cambias. All rights reserved
© Анастасия Борисенко, 2015, перевод
© Михаил Емельянов, 2016, иллюстрация
© ООО «Издательство АСТ»
* * *
Моему отцу
Глава первая
К концу второго месяца на станции «Хитоде» Роб Фриман был готов убить Анри Керлерека восьмьюдесятью пятью разными способами. Среди обитателей станции он оказался третьим: первое место уверенно держал Осип Палашник со ста сорока тремя вариантами расправы, на втором располагалась Надя Кайли с девяносто семью. Количество и изощренность изобретаемых казней напрямую зависели от того, сколько времени каждый из них проводил в компании Анри.
Осип, первый пилот субмарины, вынужденный работать бок о бок с Керлереком много часов в неделю, отдавал предпочтение быстрым и грубым методам, подходившим для тесного пространства кабины. Надя делила с Анри лабораторию – то есть вскрытия ей приходилось делать на кухонном столе или на полу в собственной спальне, – а потому ее арсенал составляли редкие яды и изысканно-сложные комбинации.
В обязанности Роба входили подводные камеры и управление беспилотниками. Во время учебы он наивно полагал, что будет снимать экзотический живой мир Ильматар, изучать уникальные природные системы, помогая научной группе разобраться в биологии и экологии отдаленной обледенелой планеты, но уже в первую неделю после прилета обнаружил себя в роли личного оператора Анри, мальчика на побегушках и вынужденной благодарной публики.
Его список казней начинался с «придушить А. К. этим его идиотским ожерельем с египетским крестом» и продолжался намерениями перерезать воздуховод в водолазном костюме, затолкать Керлерека в термальный источник, бросить посреди океана без инерциального компаса и скормить энокампусу. Впрочем, некоторые читатели популярной на станции новостной ленты «Смерть А. К.!» полагали, что по отношению к энокампусу последнее – зверство.
Желание прикончить Анри впервые настигло Роба на вечеринке, которую Надя и ее муж, Пьер Адлер, устроили у себя в каюте, не успел транспорт снабжения покинуть орбиту и отправиться в полугодовое путешествие обратно к Земле. Четверым гостям едва хватало места, и, чтобы не перегружать вентиляцию, дверь оставили открытой. Угощали дынями с гидропонного хозяйства станции, в которых залили принесенный Палашником картофельный самогон. Сначала выпивали алкоголь с фруктовым привкусом, затем проспиртованную дыню резали на дольки, пока закусывающий оказывался не в состоянии держать нож.
– У меня новая идея! – провозгласила Надя после третьей дольки. – Надо положить лист бумаги на пару месяцев рядом с реактором – пусть как следует облучится, а потом написать письмо вроде как от поклонника и подсунуть ему под дверь. Он сохранит признание для коллекции и подохнет от радиации!
– Слишком долго, – не одобрил Осип. – Даже если Керлерек будет таскать письмецо в кармане, это растянется на годы.
– Зато позабавимся, глядя, как он лысеет, – отрезала Надя.
– Я бы попросту запер его в отсеке с реактором и оставил там насовсем.
Роб удивился:
– О ком речь?
– Об Анри Керлереке, – шепнула Алисия Неогри, зажатая между ним и спинкой кровати, полупьяная от дыни.
– Лучше облучите его гель для волос, – посоветовал Пьер. – Так он каждый день будет получать новую дозу, к тому же источник окажется прямо около мозга.
– Вот еще! Никакого мозга там нет уже много лет!
– Закачайте в дыхательную смесь хлор вместо аргона, – предложил кто-то, кого Роб не видел, – и вдруг повисла тишина.
В дверях стоял Анри собственной персоной, как обычно, с сияющей улыбкой до ушей.
– Никак решили кого-то прикончить? Речь, надеюсь, идет не о нашем любимом директоре станции? – Он оглянулся, убедившись, что доктор Сен не может подслушать. – А я знаю безотказный способ: треснуть его по голове крупным окороком или бараньей ногой – чем-нибудь в этом роде, а когда явится полиция, скормить им ее, чтобы уничтожить улику. Ни за что не заподозрят!
– Это у Роальда Даля в рассказе было, – пробормотала Надя. – И баранья нога там была замороженной!
Но Анри ее не услышал.
– Согласитесь, красивый ход: полиция слопает орудие убийства! Пожалуй, как вернусь на Землю, напишу детективный роман. Что ж, всем доброй ночи! – Он помахал рукой и зашагал в сторону третьего блока.
* * *
В то утро Робу хотелось прибить Анри как-нибудь поизощреннее. Керлерек разбудил его в 21:00 – за целых три часа до подъема! – и под строжайшим секретом вызвал в ныряльную.
Ныряльная, или комната для погружений, занимала нижнюю часть первого блока. Это было просторное круглое помещение со снаряжением для подводного плавания, развешанным по стенам, скамейками для переодевания и круглым бассейном в центре, через который исследователи с Земли могли выйти в темный океан Ильматар. Комната была самой холодной на станции; морская вода низкой температуры остужала ее до того, что конденсат на стенах застывал сложными геометрическими узорами.
Анри ждал его возле лестницы и захлопнул люк сразу, как только Роб скользнул вниз.
– Наконец можно спокойно поговорить! У меня к тебе важное дело.
– Чего?
– Сегодня вечером, в семь, мы с тобой выходим в океан. Никому ни слова! И никаких записей в экспедиционном журнале.
– Что? Зачем? И ты для этого разбудил меня в такую рань?!
– Я хотел быть уверен, что нас никто не услышит.
– Анри, прекращай свои шпионские игры! Я не собираюсь ничего делать, пока ты не объяснишь, что происходит.
– Пойдем, взглянешь сам, – Анри потащил его за собой к выходу в третий блок; осторожно приоткрыл люк, выглянул наружу и, жестом приказав Робу следовать за ним, поспешил к лаборатории, которую они делили с Надей Кайли.
Это было крохотное помещение, размером с две спальные каюты, в беспорядке заваленное местными артефактами, слайдами без подписей и ильматарской живностью в банках. Посередине стоял массивный серый пластиковый контейнер в рост человека. Его поверхность украшали маркировки на кириллице и небесно-голубая эмблема МАК ООН.
Анри прижал большой палец к сенсорному замку, и дверца открылась. Внутри оказался громоздкий скафандр, полностью черный – весь, даже стекло шлема, – и совершенно гладкий, без единого шва.
– Отличный костюм. Ну и что в нем такого секретного?
– Это не обычный гидрокостюм, – пояснил Анри. – Я с трудом его выцарапал, больше такого ни у кого нет. Скафандр-невидимка, разработка российского флота для дезактивации интерактивных подводных мин и эхолокационных ловушек. Поверхность полностью поглощает звук. Невидим для всех типов гидролокаторов. Даже ласты низкошумовые.
– И как он работает? – В Робе проснулся технарь.
Анри пожал плечами.
– Это уж пускай техники беспокоятся. По мне, главное, чтобы работал. И пусть попробует не заработать! Он обошелся мне в шесть миллионов евро.
– Ладно, допустим, у тебя самый крутой акваланг на планете. Но зачем его прятать? Уверен, биогруппа придет в восторг, когда сможет подобраться к местной живности так, чтобы та их не засекла.
– Еще чего! Вот закончу с делами, пусть глазеют на своих червей и креветок сколько влезет. Но сперва я воспользуюсь этим костюмом, чтобы разглядеть ильматариан. Представь, Робер! Я смогу проплыть рядом с домами и, может, даже заглянуть внутрь! Подберусь так близко, что смогу их потрогать! А они даже увидеть меня не смогут!
– А как же правила насчет контакта?
– А кто говорит о контакте? Ты же слышал – ильматариане меня не заметят! Я буду среди них, смогу сделать крупные планы, но в этом костюме останусь для них невидимым!
– Доктор Сен озвереет, когда узнает.
– Когда он узнает, все будет кончено. Что мне сделает директор станции? Домой отправит? Я вернусь на Землю героем и на ближайшем корабле!
– Космические агентства тоже не обрадуются.
– Робер, еще на Земле я кое-что подсчитал. По-твоему, сколько человек регулярно просматривают сайты агентств или подписаны на их рассылку? По всему миру – около пятидесяти миллионов. А знаешь, сколько посмотрели фильм о моей последней экспедиции? Девяносто шесть миллионов! У меня в два раза больше подписчиков, а значит, я в два раза влиятельнее. Агентства должны быть в восторге от меня!
Роб подозревал, что цифры Анри выдумывает на ходу, как уже случалось, но, пожалуй, в его утверждении, что Анри Керлерек, знаменитый ученый-исследователь и бесстыдная проститутка от журналистики, популярнее всей остальной космической программы, была доля истины.
Роб чувствовал, как его затягивает бешеный вихрь самомнения Анри, но решил сопротивляться:
– Мне бы не хотелось попасть в неприятности.
– Тебе не о чем беспокоиться. Вот как мы поступим: ты тихонько спустишься вниз около половины седьмого и все подготовишь. Тащи с собой камеры и парочку импеллеров потише. Еще захвати беспилотник или два. Я надену костюм прямо здесь, и в 19:00 мы выходим. Импеллеры дотянут нас до кратера Мори-3, там недалеко есть поселение ильматариан.
– Далековато для импеллера. Мори-3… это километров шестьдесят будет?
– Три часа туда, три обратно и, пожалуй, часа два там. Вернемся около трех, сразу после завтрака. Если повезет, нас и не хватятся.
– А если хватятся?
– Тогда скажем, что снимали природу, – Анри начал застегивать контейнер. – Говорю тебе, никто ничего не заподозрит. Если что, предоставь объясняться мне. А теперь – ни слова больше! У нас еще масса дел. Я собираюсь выспаться после обеда, чтобы к вечеру быть бодрым и полным сил. Советую последовать моему примеру. И никому ничего не говори!
* * *
Широкохвосту не по себе. Сосредоточиться на докладе не удается: он то и дело проверяет смотку с собственным текстом. Следующим говорить ему, и это – его первое выступление перед Научным обществом Горькой Воды, своего рода экзамен. Широкохвост надеется, что члены Общества сочтут его работу достаточно интересной, чтобы принять в свой круг.
Гладкошкурка 24-я с Мусорной кучи заканчивает доклад о высоководных созданиях и отвечает на вопросы слушателей, причем непростые. Широкохвост ужасно боится, что, когда наступит его черед, он станет посмешищем для компании высокоученых книжников. Наконец поток иссякает, и Долгощуп 16-й с Горькой Воды щелкает клешнями, призывая к тишине.
– А теперь поприветствуем Широкохвоста 38-го с Песчаного Склона. Он живет далеко, а нам поведает о древних языках. Просим, Широкохвост!
Широкохвост едва не упускает смотку, вовремя подхватывает ее и торопится в конец зала. Помещение идеально для выступлений: наклонный пол позволяет каждому услышать докладчика напрямую, а стены из пемзы отлично поглощают шум. Он находит свободный конец смотки и начинает речь, аккуратно протягивая шнурок между кормовыми усиками. Те нащупывают узлы на веревке, их порядок соответствует числам, а числа обозначают слова. Он помнит, как старается вязать аккуратнее и затягивать туже, ведь этот экземпляр предназначен для библиотеки Долгощупа здесь, в Горькой Воде. Смотка состоит из цельного шнура, ужасно дорогого и неудобного в работе – не то что черновик, бывший путаницей обрывочных заметок, связанных друг с другом как попало.
Стоило начать, и страх улетучивается. Собственная увлеченность предметом придает Широкохвосту уверенности, и, по мере того как растет его воодушевление, речь становится более быстрой. В паузах он слышит, как шуршат и скребутся слушатели, и думает, что это хороший знак. По крайней мере они не впадают в спячку!
В основе доклада – описание эхогравюр из разрушенного поселения по соседству с его родным кратером Бесконечное Изобилие. Широкохвост уверен, что, сопоставляя гравюры с цифрами, расположенными под ними, можно восстановить лексикон древних строителей. Он зачитывает кое-что из собственного перевода найденных в развалинах обозначений.
По окончании на него обрушивается шквал вопросов. Громадный старик Круглоголов 19-й с Нижнего Течения задает парочку весьма каверзных. Он – признанный знаток древних поселений и культуры их основателей и жаждет удостовериться, что провинциальный выскочка не метит на его место.
Круглоголов и несколько его коллег быстро нащупывают слабые места в аргументации Широкохвоста. Кое-кто из них ссылается на исследования покойного Толстоуса 19-го с Быстрого Течения, и Широкохвост чувствует укол зависти: у него нет возможности приобрести такой редкий текст. Вопросы продолжают сыпаться, и в Широкохвосте закипает обида за свою работу, но он сдерживается изо всех сил. Пусть даже доклад провалится, он должен оставаться учтивым!
Наконец все позади, он сматывает шнур и устремляется к своему месту в дальнем конце зала. Он бы с радостью проскользнул мимо, потихоньку выбрался за дверь и поплыл к дому, не останавливаясь, но это будет выглядеть грубо.
Незнакомый Широкохвосту исследователь торопливо занимает место докладчика и сражается со спутавшейся смоткой. Долгощуп усаживается рядом с Широкохвостом и под сурдинку говорит, постукивая по его панцирю:
– Прекрасное выступление! Полагаю, вы сделали несколько очень важных открытий.
– Вы так считаете? А я уже думаю, не пустить ли смотку на починку сетей.
– Из-за вопросов? Не волнуйтесь, вопросы – хороший знак. Если слушатели их задают, значит, думают над докладом, а именно для этого мы здесь и собрались. Не слышу повода отказать вам в членстве, и, думаю, остальные коллеги со мной согласятся.
Широкохвоста захлестывает поток самых разнообразных чувств: и облегчение, и воодушевление, и неподдельное счастье. Он едва удерживается, чтобы не заговорить вслух, торопливо постукивает в ответ:
– Я вам так признателен! Хочу переработать смотку, чтобы дать ответ на некоторые вопросы Круглоголова…
– Разумеется. Думаю, кое-кто тоже захочет получить копию. Ага, начинается!
Выступающий начинает зачитывать со смотки доклад о новой методике измерения температуры источников, но Широкохвост слишком счастлив, чтобы внимательно слушать.
* * *
В 18:00 Роб валялся в постели и старался придумать достойный предлог, чтобы никуда не идти. Сказаться больным? Лгун из него выходил неважный. Он попытался спровоцировать рвоту – можно свалить на проблемы с желудком из-за того, что наглотался морской воды. Не удалось. Самочувствие, как назло, было лучше некуда.
Может, просто не выходить? Остаться в койке, а дверь запереть? Не побежит же Анри жаловаться доктору Сену на то, что Роб отказался от тайной вылазки. Хотя с него станется устроить скандал под дверью, ругаться и клянчить, пока Роб не сдастся.
Да и, если по правде, Робу хотелось поучаствовать. Но он предпочел бы выйти в океан без Анри, самому испытать бесшумный скафандр, подобраться к ильматарианам на расстояние вытянутой руки, поснимать их крупным планом, а не довольствоваться парой расплывчатых кадров, сделанных беспилотником с дальней дистанции. Кто на «Хитоде» не мечтал об этом! Отправить их сюда, на дно ильматарского океана, без возможности приблизиться к его обитателям было все равно, что уложить озабоченных подростков голыми в кровать и запретить прикасаться друг к другу.
Роб взглянул на часы – 18:20. Он встал и повесил футляр с камерой на плечо. Чтоб он провалился, этот Анри!
До ныряльной Роб добрался, никого не встретив. В отличие от космического транспорта, на станции круглосуточных вахт не несли: с 16:00 до полуночи все спали, оставив единственного бедолагу бдеть в контрольной рубке, на случай непредвиденных ситуаций.
Сегодня дежурил Дики Грейвз, но Роб не сомневался, что Анри уже придумал, как его обдурить; внешние гидрофоны станции не среагируют на их авантюру.
Сняв беспилотник с подставки, он запустил быструю проверку. Дрон напоминал гибкую рыбину около метра длиной – еще один подарок от флота, на этот раз американского. Бесшумным он не был, но в движении издавал звук, имитирующий звук плывущей макрели. Возможно, ильматариане примут его за представителя местной фауны и не обратят внимания. Роб активировал лазерное соединение между своим компьютером и процессором дрона. Все работало. Приказав механизму оставаться на месте и ждать команды, он опустил его в воду. Потом на всякий случай включил и сбросил в бассейн второго дрона.
Теперь импеллеры. Штуки довольно простые: мотор, аккумулятор и два винта встречного вращения. Сверху – рукоятка, чтобы держаться; под большим пальцем – переключатель скоростей. Работали они, в общем, негромко, но, по мнению Роба, не тише любого обычного снаряжения для подводного плавания на старушке-Земле. Какой-то поставщик-японец неплохо на них наварился. Роб отыскал два устройства с полными аккумуляторами и повесил на край бассейна, чтобы их было легко достать.
Следующая задача оказалась труднее – одеться без посторонней помощи. Роб стянул потертый и слегка попахивающий термокомбинезон и разделся догола. Сначала идет подгузник – они с Анри проведут в море восемь часов, и промокшие внутренности скафандра означали бы верную смерть от переохлаждения. Затем – пара теплых флисовых кальсон, похожих на детские пижамные штанишки. Температура воды была значительно ниже нуля, только давление и соленость позволяли ей оставаться жидкой. Ни один способ сохранить тепло не будет лишним.
Дальше – водонепроницаемый костюм в два слоя, тоже с утеплением. Как бы промозгло не было в раздевалке, натянув аммуницию, Роб успел раскраснеться и взмокнуть. Потом шел подшлемник: обтягивающий флисовый капюшон со встроенными наушниками. Теперь шлем – прозрачный и круглый пластиковый аквариум, больше похожий на шлем космонавта, чем на обычное снаряжение подводника. Он герметично пристегивался к костюму. Его затылочная часть была нашпигована электроникой: биорегистратор, микрофоны, эхолокатор и навороченный дисплей с опцией вывода данных на внутреннюю часть лицевой панели. Еще там имелся небольшой самогерметизирующийся клапан, позволявший принимать пищу в шлеме, и трубка подачи пресной воды, из которой Роб сделал пару глотков, прежде чем перейти к следующему этапу.
Джеймс Камбиас
Звезды научной фантастики
На планете Ильматар под многокилометровой толщей льда и воды команда ученых с Земли исследует разумных аборигенов. Экспедиции приходится нелегко, ведь все прямые контакты с ильматарианами запрещены более развитой расой шоленов, первых инопланетян, с которыми столкнулись земляне, освоив межзвездные перелеты. Технологически шолены намного опережают людей и считают их слишком агрессивными существами, способными своим прогрессорством довести невинную цивилизацию до гибели. Когда ильматариане по ошибке убивают знаменитого журналиста с Земли, напряжение между людьми и шоленами резко возрастает, а возникший дипломатический конфликт грозит обернуться полномасштабной войной. Противники еще не знают, что слепые и отсталые ильматариане, одинаково чуждые и землянам, и шоленам, далеко не так просты, как кажутся, и в грядущем конфликте они сыграют особую роль, ведь при первом контакте любая ошибка может оказаться роковой.
Джеймс Камбиас
Темное море
Copyright © 2014 by James L. Cambias. All rights reserved
© Анастасия Борисенко, 2015, перевод
© Михаил Емельянов, 2016, иллюстрация
© ООО «Издательство АСТ»
* * *
Моему отцу
Глава первая
К концу второго месяца на станции «Хитоде» Роб Фриман был готов убить Анри Керлерека восьмьюдесятью пятью разными способами. Среди обитателей станции он оказался третьим: первое место уверенно держал Осип Палашник со ста сорока тремя вариантами расправы, на втором располагалась Надя Кайли с девяносто семью. Количество и изощренность изобретаемых казней напрямую зависели от того, сколько времени каждый из них проводил в компании Анри.
Осип, первый пилот субмарины, вынужденный работать бок о бок с Керлереком много часов в неделю, отдавал предпочтение быстрым и грубым методам, подходившим для тесного пространства кабины. Надя делила с Анри лабораторию – то есть вскрытия ей приходилось делать на кухонном столе или на полу в собственной спальне, – а потому ее арсенал составляли редкие яды и изысканно-сложные комбинации.
В обязанности Роба входили подводные камеры и управление беспилотниками. Во время учебы он наивно полагал, что будет снимать экзотический живой мир Ильматар, изучать уникальные природные системы, помогая научной группе разобраться в биологии и экологии отдаленной обледенелой планеты, но уже в первую неделю после прилета обнаружил себя в роли личного оператора Анри, мальчика на побегушках и вынужденной благодарной публики.
Его список казней начинался с «придушить А. К. этим его идиотским ожерельем с египетским крестом» и продолжался намерениями перерезать воздуховод в водолазном костюме, затолкать Керлерека в термальный источник, бросить посреди океана без инерциального компаса и скормить энокампусу. Впрочем, некоторые читатели популярной на станции новостной ленты «Смерть А. К.!» полагали, что по отношению к энокампусу последнее – зверство.
Желание прикончить Анри впервые настигло Роба на вечеринке, которую Надя и ее муж, Пьер Адлер, устроили у себя в каюте, не успел транспорт снабжения покинуть орбиту и отправиться в полугодовое путешествие обратно к Земле. Четверым гостям едва хватало места, и, чтобы не перегружать вентиляцию, дверь оставили открытой. Угощали дынями с гидропонного хозяйства станции, в которых залили принесенный Палашником картофельный самогон. Сначала выпивали алкоголь с фруктовым привкусом, затем проспиртованную дыню резали на дольки, пока закусывающий оказывался не в состоянии держать нож.
– У меня новая идея! – провозгласила Надя после третьей дольки. – Надо положить лист бумаги на пару месяцев рядом с реактором – пусть как следует облучится, а потом написать письмо вроде как от поклонника и подсунуть ему под дверь. Он сохранит признание для коллекции и подохнет от радиации!
– Слишком долго, – не одобрил Осип. – Даже если Керлерек будет таскать письмецо в кармане, это растянется на годы.
– Зато позабавимся, глядя, как он лысеет, – отрезала Надя.
– Я бы попросту запер его в отсеке с реактором и оставил там насовсем.
Роб удивился:
– О ком речь?
– Об Анри Керлереке, – шепнула Алисия Неогри, зажатая между ним и спинкой кровати, полупьяная от дыни.
– Лучше облучите его гель для волос, – посоветовал Пьер. – Так он каждый день будет получать новую дозу, к тому же источник окажется прямо около мозга.
– Вот еще! Никакого мозга там нет уже много лет!
– Закачайте в дыхательную смесь хлор вместо аргона, – предложил кто-то, кого Роб не видел, – и вдруг повисла тишина.
В дверях стоял Анри собственной персоной, как обычно, с сияющей улыбкой до ушей.
– Никак решили кого-то прикончить? Речь, надеюсь, идет не о нашем любимом директоре станции? – Он оглянулся, убедившись, что доктор Сен не может подслушать. – А я знаю безотказный способ: треснуть его по голове крупным окороком или бараньей ногой – чем-нибудь в этом роде, а когда явится полиция, скормить им ее, чтобы уничтожить улику. Ни за что не заподозрят!
– Это у Роальда Даля в рассказе было, – пробормотала Надя. – И баранья нога там была замороженной!
Но Анри ее не услышал.
– Согласитесь, красивый ход: полиция слопает орудие убийства! Пожалуй, как вернусь на Землю, напишу детективный роман. Что ж, всем доброй ночи! – Он помахал рукой и зашагал в сторону третьего блока.
* * *
В то утро Робу хотелось прибить Анри как-нибудь поизощреннее. Керлерек разбудил его в 21:00 – за целых три часа до подъема! – и под строжайшим секретом вызвал в ныряльную.
Ныряльная, или комната для погружений, занимала нижнюю часть первого блока. Это было просторное круглое помещение со снаряжением для подводного плавания, развешанным по стенам, скамейками для переодевания и круглым бассейном в центре, через который исследователи с Земли могли выйти в темный океан Ильматар. Комната была самой холодной на станции; морская вода низкой температуры остужала ее до того, что конденсат на стенах застывал сложными геометрическими узорами.
Анри ждал его возле лестницы и захлопнул люк сразу, как только Роб скользнул вниз.
– Наконец можно спокойно поговорить! У меня к тебе важное дело.
– Чего?
– Сегодня вечером, в семь, мы с тобой выходим в океан. Никому ни слова! И никаких записей в экспедиционном журнале.
– Что? Зачем? И ты для этого разбудил меня в такую рань?!
– Я хотел быть уверен, что нас никто не услышит.
– Анри, прекращай свои шпионские игры! Я не собираюсь ничего делать, пока ты не объяснишь, что происходит.
– Пойдем, взглянешь сам, – Анри потащил его за собой к выходу в третий блок; осторожно приоткрыл люк, выглянул наружу и, жестом приказав Робу следовать за ним, поспешил к лаборатории, которую они делили с Надей Кайли.
Это было крохотное помещение, размером с две спальные каюты, в беспорядке заваленное местными артефактами, слайдами без подписей и ильматарской живностью в банках. Посередине стоял массивный серый пластиковый контейнер в рост человека. Его поверхность украшали маркировки на кириллице и небесно-голубая эмблема МАК ООН.
Анри прижал большой палец к сенсорному замку, и дверца открылась. Внутри оказался громоздкий скафандр, полностью черный – весь, даже стекло шлема, – и совершенно гладкий, без единого шва.
– Отличный костюм. Ну и что в нем такого секретного?
– Это не обычный гидрокостюм, – пояснил Анри. – Я с трудом его выцарапал, больше такого ни у кого нет. Скафандр-невидимка, разработка российского флота для дезактивации интерактивных подводных мин и эхолокационных ловушек. Поверхность полностью поглощает звук. Невидим для всех типов гидролокаторов. Даже ласты низкошумовые.
– И как он работает? – В Робе проснулся технарь.
Анри пожал плечами.
– Это уж пускай техники беспокоятся. По мне, главное, чтобы работал. И пусть попробует не заработать! Он обошелся мне в шесть миллионов евро.
– Ладно, допустим, у тебя самый крутой акваланг на планете. Но зачем его прятать? Уверен, биогруппа придет в восторг, когда сможет подобраться к местной живности так, чтобы та их не засекла.
– Еще чего! Вот закончу с делами, пусть глазеют на своих червей и креветок сколько влезет. Но сперва я воспользуюсь этим костюмом, чтобы разглядеть ильматариан. Представь, Робер! Я смогу проплыть рядом с домами и, может, даже заглянуть внутрь! Подберусь так близко, что смогу их потрогать! А они даже увидеть меня не смогут!
– А как же правила насчет контакта?
– А кто говорит о контакте? Ты же слышал – ильматариане меня не заметят! Я буду среди них, смогу сделать крупные планы, но в этом костюме останусь для них невидимым!
– Доктор Сен озвереет, когда узнает.
– Когда он узнает, все будет кончено. Что мне сделает директор станции? Домой отправит? Я вернусь на Землю героем и на ближайшем корабле!
– Космические агентства тоже не обрадуются.
– Робер, еще на Земле я кое-что подсчитал. По-твоему, сколько человек регулярно просматривают сайты агентств или подписаны на их рассылку? По всему миру – около пятидесяти миллионов. А знаешь, сколько посмотрели фильм о моей последней экспедиции? Девяносто шесть миллионов! У меня в два раза больше подписчиков, а значит, я в два раза влиятельнее. Агентства должны быть в восторге от меня!
Роб подозревал, что цифры Анри выдумывает на ходу, как уже случалось, но, пожалуй, в его утверждении, что Анри Керлерек, знаменитый ученый-исследователь и бесстыдная проститутка от журналистики, популярнее всей остальной космической программы, была доля истины.
Роб чувствовал, как его затягивает бешеный вихрь самомнения Анри, но решил сопротивляться:
– Мне бы не хотелось попасть в неприятности.
– Тебе не о чем беспокоиться. Вот как мы поступим: ты тихонько спустишься вниз около половины седьмого и все подготовишь. Тащи с собой камеры и парочку импеллеров потише. Еще захвати беспилотник или два. Я надену костюм прямо здесь, и в 19:00 мы выходим. Импеллеры дотянут нас до кратера Мори-3, там недалеко есть поселение ильматариан.
– Далековато для импеллера. Мори-3… это километров шестьдесят будет?
– Три часа туда, три обратно и, пожалуй, часа два там. Вернемся около трех, сразу после завтрака. Если повезет, нас и не хватятся.
– А если хватятся?
– Тогда скажем, что снимали природу, – Анри начал застегивать контейнер. – Говорю тебе, никто ничего не заподозрит. Если что, предоставь объясняться мне. А теперь – ни слова больше! У нас еще масса дел. Я собираюсь выспаться после обеда, чтобы к вечеру быть бодрым и полным сил. Советую последовать моему примеру. И никому ничего не говори!
* * *
Широкохвосту не по себе. Сосредоточиться на докладе не удается: он то и дело проверяет смотку с собственным текстом. Следующим говорить ему, и это – его первое выступление перед Научным обществом Горькой Воды, своего рода экзамен. Широкохвост надеется, что члены Общества сочтут его работу достаточно интересной, чтобы принять в свой круг.
Гладкошкурка 24-я с Мусорной кучи заканчивает доклад о высоководных созданиях и отвечает на вопросы слушателей, причем непростые. Широкохвост ужасно боится, что, когда наступит его черед, он станет посмешищем для компании высокоученых книжников. Наконец поток иссякает, и Долгощуп 16-й с Горькой Воды щелкает клешнями, призывая к тишине.
– А теперь поприветствуем Широкохвоста 38-го с Песчаного Склона. Он живет далеко, а нам поведает о древних языках. Просим, Широкохвост!
Широкохвост едва не упускает смотку, вовремя подхватывает ее и торопится в конец зала. Помещение идеально для выступлений: наклонный пол позволяет каждому услышать докладчика напрямую, а стены из пемзы отлично поглощают шум. Он находит свободный конец смотки и начинает речь, аккуратно протягивая шнурок между кормовыми усиками. Те нащупывают узлы на веревке, их порядок соответствует числам, а числа обозначают слова. Он помнит, как старается вязать аккуратнее и затягивать туже, ведь этот экземпляр предназначен для библиотеки Долгощупа здесь, в Горькой Воде. Смотка состоит из цельного шнура, ужасно дорогого и неудобного в работе – не то что черновик, бывший путаницей обрывочных заметок, связанных друг с другом как попало.
Стоило начать, и страх улетучивается. Собственная увлеченность предметом придает Широкохвосту уверенности, и, по мере того как растет его воодушевление, речь становится более быстрой. В паузах он слышит, как шуршат и скребутся слушатели, и думает, что это хороший знак. По крайней мере они не впадают в спячку!
В основе доклада – описание эхогравюр из разрушенного поселения по соседству с его родным кратером Бесконечное Изобилие. Широкохвост уверен, что, сопоставляя гравюры с цифрами, расположенными под ними, можно восстановить лексикон древних строителей. Он зачитывает кое-что из собственного перевода найденных в развалинах обозначений.
По окончании на него обрушивается шквал вопросов. Громадный старик Круглоголов 19-й с Нижнего Течения задает парочку весьма каверзных. Он – признанный знаток древних поселений и культуры их основателей и жаждет удостовериться, что провинциальный выскочка не метит на его место.
Круглоголов и несколько его коллег быстро нащупывают слабые места в аргументации Широкохвоста. Кое-кто из них ссылается на исследования покойного Толстоуса 19-го с Быстрого Течения, и Широкохвост чувствует укол зависти: у него нет возможности приобрести такой редкий текст. Вопросы продолжают сыпаться, и в Широкохвосте закипает обида за свою работу, но он сдерживается изо всех сил. Пусть даже доклад провалится, он должен оставаться учтивым!
Наконец все позади, он сматывает шнур и устремляется к своему месту в дальнем конце зала. Он бы с радостью проскользнул мимо, потихоньку выбрался за дверь и поплыл к дому, не останавливаясь, но это будет выглядеть грубо.
Незнакомый Широкохвосту исследователь торопливо занимает место докладчика и сражается со спутавшейся смоткой. Долгощуп усаживается рядом с Широкохвостом и под сурдинку говорит, постукивая по его панцирю:
– Прекрасное выступление! Полагаю, вы сделали несколько очень важных открытий.
– Вы так считаете? А я уже думаю, не пустить ли смотку на починку сетей.
– Из-за вопросов? Не волнуйтесь, вопросы – хороший знак. Если слушатели их задают, значит, думают над докладом, а именно для этого мы здесь и собрались. Не слышу повода отказать вам в членстве, и, думаю, остальные коллеги со мной согласятся.
Широкохвоста захлестывает поток самых разнообразных чувств: и облегчение, и воодушевление, и неподдельное счастье. Он едва удерживается, чтобы не заговорить вслух, торопливо постукивает в ответ:
– Я вам так признателен! Хочу переработать смотку, чтобы дать ответ на некоторые вопросы Круглоголова…
– Разумеется. Думаю, кое-кто тоже захочет получить копию. Ага, начинается!
Выступающий начинает зачитывать со смотки доклад о новой методике измерения температуры источников, но Широкохвост слишком счастлив, чтобы внимательно слушать.
* * *
В 18:00 Роб валялся в постели и старался придумать достойный предлог, чтобы никуда не идти. Сказаться больным? Лгун из него выходил неважный. Он попытался спровоцировать рвоту – можно свалить на проблемы с желудком из-за того, что наглотался морской воды. Не удалось. Самочувствие, как назло, было лучше некуда.
Может, просто не выходить? Остаться в койке, а дверь запереть? Не побежит же Анри жаловаться доктору Сену на то, что Роб отказался от тайной вылазки. Хотя с него станется устроить скандал под дверью, ругаться и клянчить, пока Роб не сдастся.
Да и, если по правде, Робу хотелось поучаствовать. Но он предпочел бы выйти в океан без Анри, самому испытать бесшумный скафандр, подобраться к ильматарианам на расстояние вытянутой руки, поснимать их крупным планом, а не довольствоваться парой расплывчатых кадров, сделанных беспилотником с дальней дистанции. Кто на «Хитоде» не мечтал об этом! Отправить их сюда, на дно ильматарского океана, без возможности приблизиться к его обитателям было все равно, что уложить озабоченных подростков голыми в кровать и запретить прикасаться друг к другу.
Роб взглянул на часы – 18:20. Он встал и повесил футляр с камерой на плечо. Чтоб он провалился, этот Анри!
До ныряльной Роб добрался, никого не встретив. В отличие от космического транспорта, на станции круглосуточных вахт не несли: с 16:00 до полуночи все спали, оставив единственного бедолагу бдеть в контрольной рубке, на случай непредвиденных ситуаций.
Сегодня дежурил Дики Грейвз, но Роб не сомневался, что Анри уже придумал, как его обдурить; внешние гидрофоны станции не среагируют на их авантюру.
Сняв беспилотник с подставки, он запустил быструю проверку. Дрон напоминал гибкую рыбину около метра длиной – еще один подарок от флота, на этот раз американского. Бесшумным он не был, но в движении издавал звук, имитирующий звук плывущей макрели. Возможно, ильматариане примут его за представителя местной фауны и не обратят внимания. Роб активировал лазерное соединение между своим компьютером и процессором дрона. Все работало. Приказав механизму оставаться на месте и ждать команды, он опустил его в воду. Потом на всякий случай включил и сбросил в бассейн второго дрона.
Теперь импеллеры. Штуки довольно простые: мотор, аккумулятор и два винта встречного вращения. Сверху – рукоятка, чтобы держаться; под большим пальцем – переключатель скоростей. Работали они, в общем, негромко, но, по мнению Роба, не тише любого обычного снаряжения для подводного плавания на старушке-Земле. Какой-то поставщик-японец неплохо на них наварился. Роб отыскал два устройства с полными аккумуляторами и повесил на край бассейна, чтобы их было легко достать.
Следующая задача оказалась труднее – одеться без посторонней помощи. Роб стянул потертый и слегка попахивающий термокомбинезон и разделся догола. Сначала идет подгузник – они с Анри проведут в море восемь часов, и промокшие внутренности скафандра означали бы верную смерть от переохлаждения. Затем – пара теплых флисовых кальсон, похожих на детские пижамные штанишки. Температура воды была значительно ниже нуля, только давление и соленость позволяли ей оставаться жидкой. Ни один способ сохранить тепло не будет лишним.
Дальше – водонепроницаемый костюм в два слоя, тоже с утеплением. Как бы промозгло не было в раздевалке, натянув аммуницию, Роб успел раскраснеться и взмокнуть. Потом шел подшлемник: обтягивающий флисовый капюшон со встроенными наушниками. Теперь шлем – прозрачный и круглый пластиковый аквариум, больше похожий на шлем космонавта, чем на обычное снаряжение подводника. Он герметично пристегивался к костюму. Его затылочная часть была нашпигована электроникой: биорегистратор, микрофоны, эхолокатор и навороченный дисплей с опцией вывода данных на внутреннюю часть лицевой панели. Еще там имелся небольшой самогерметизирующийся клапан, позволявший принимать пищу в шлеме, и трубка подачи пресной воды, из которой Роб сделал пару глотков, прежде чем перейти к следующему этапу.