Моя любовь – в ваш почтовый ящик…
Фаина Георгиевна Раневская

Юрий Крылов


В 1992 году во всемирно известной английской энциклопедии «Кто есть кто» Фаина Георгиевна Раневская значилась в списке десяти самых выдающихся актрис XX века.

Она прожила без малого девяносто лет. За 50 лет своей артистической карьеры Раневская сыграла всего-то в двадцати с небольшим фильмах. Однако публика ее обожала, каждая ее роль, пускай и эпизодическая, была яркой, удивительной и запоминающейся. Сама она говорила с грустью: «В актерской жизни нужно везение. Больше чем в любой другой, актер зависим, выбирать роли ему не дано. Я сыграла сотую долю того, что могла».

Афоризмы, искрометные «жизненные фразы» Фаины Раневской пользуются колоссальной популярностью, и уже стали фольклором, им не приписывают авторства. Актриса хорошо известна и своими «крепкими словцами», сказанными всегда к месту и по делу. А чего стоят ее фирменные саркастические цитаты…

«Животных, которых мало, занесли в Красную книгу, а которых много – в Книгу о вкусной и здоровой пище».

«Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи».

«Если бы я, уступая просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга».

«Судьба – шлюха».

«Оптимизм – это недостаток информации».

И так далее и так далее…Читайте Раневскую и о Раневской.





Фаина Георгиевна Раневская

Моя любовь – в ваш почтовый ящик

К 120-летнему юбилею великой актрисы







Фаина Георгиевна Раневская


1896-1984




Скорбный Арлекин







Удивительный факт: в 1992 году во всемирно известной английской энциклопедии «Кто есть кто» Фаина Георгиевна Раневская указывалась в списке десяти самых выдающихся актрис XX века! И это при том, что в кино она всегда выступала всего лишь «мастером эпизода», да и в театре вовсе не могла похвастаться обилием ролей. Писатель-юморист Эмиль Кроткий как-то даже ехидно заметил: «Имя ее не сходило с афиш, где она неизменно фигурировала в числе „и др.“»

И действительно большинство ролей вполне может уместиться в эти обидные рамки «и другие…» По-настоящему «знаковых» театральных ролей – всего две, в Театре имени Моссовета: миссис Сэвидж (спектакль «Странная миссис Сэвидж») и Люси Купер (постановка «Дальше – тишина»). И тем не менее такое признание таланта! Мало какие советские «примы» того времени получили вот такую «мировую» известность!

Да, интригует… Хочется во всем не спеша разобраться… Хотя писать о Раневской довольно неблагодарное занятие. По поиску «Гугл» в Интернете выскакивает свыше пятидесяти призывных обложек книг с ее «непосредственным участием». Из них полтора десятка развернутых и не очень биографий, с рассказами о Великой актрисе и Мыслителе. Издана даже книга неких «стихов-медитаций на мысли Фаины Раневской». (Боже правый, видать, для «совсем продвинутых»). Едва ли есть смысл соревноваться со всем этим сонмом культурологов, историков, искусствоведов, да и просто профессиональных вспоминателей былого. Ведь о Раневской сказано уже просто… вагон и маленькая тележка!

Но я, как благодарный зритель и читатель, поклонник таланта Фаины Георгиевны, имею полное право провести собственные ассоциации и составить собственное мнение о ее творческом пути. Пусть субъективное, вольное (возможно, даже чересчур!), но уж как есть… Издатель, если посчитает их заслуживающими внимания, – вправе обнародовать. Ну, а читатель – соответственно прочитать (или, как минимум, просмотреть наискосок).

Найдет ли кто для себя что-то новое и полезное? Вопрос на засыпку… Во-первых, что считать полезным? Просто пищу для размышлений, строительный материал для создания собственных словесных конструкций учитываем? А как насчет вожделенной новизны? Так ведь сказано, еще во время оно: «Нет ничего нового под солнцем!»

И правильно сказано! А читая воспоминания и размышления Раневской, как раз и начинаешь поневоле соглашаться со многими отнюдь не жизнеутверждающими изречениями библейского мудреца Экклезиаста. Возникает стойкое ощущение, что местами Фаина Георгиевна выступает просто как – ни дать ни взять! – его современная проекция…

«Воспоминания – это богатство старости» – напишет однажды Великая актриса. Так почему бы нам не попробовать поискать что-то интересное в этом богатстве? Аккуратно разворошить его просто со стороны, с позиции нейтрального наблюдателя?


* * *

Когда задаешь себе вопрос: а с кем можно сравнить Фаину Георгиевну (Деятеля культуры – с большой буквы, а не только театра и кино), то как-то и не сразу можешь ответить.

Из актерской братии многие довольно успешно и громко являли смежные таланты. К тому же большинство остры на язык. Кто-то писал эпиграммы, частушки для театральных капустников, ироничные сказки с элементами сатиры… или придумывал афоризмы с назидательной развязкой. Подавляющее большинство артистических деятелей оставили после себя пафосные мемуары с подробным изложением и обоснованием «высокого штиля» и «себя-самое» в Искусстве. Оптимистично настроенные поклонники разного рода талантов поговаривают меж собой, что некоторые из ушедших и ныне живущих «звезд» даже, вроде как, непосредственно участвовали в отдельных элементах процесса создания столь важной для потомков печатной мемуаристики.

Согласен, у нас много (было и есть… впрочем, все же больше «было»!) блистательных комедийных актеров, некоторые из них в быту являли собой разочаровавшихся в жизни философов-одиночек, с оригинальным взглядом на Мироздание и социальную миссию искусства…

Но все добившиеся и признанные, по ощущениям, как-то слишком упорно и цепко придерживались выбранного, «однажды нащупанного» жанра, в коем плотно и удобно укоренялись. На стыках жанров и стилей, видимо, как-то неуютно существовать: не совсем понятно, что конкретно писать в наградных листах, регулярно отправляемых по инстанциям.

А вот Раневская как-то не особенно вписывается в сплоченные ряды «небожителей от Ея Величества Культуры». Но опять-таки по субъективным ощущениям. Комическая, буффонадная актриса… и скорбный философ «а-ля Экклезиаст». «Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: „Умерла от отвращения“», – заявляла Фаина Георгиевна… И, когда читаешь ее дневники, понимаешь, что просто не можешь в духе Станиславского отрезать: «Не верю!» Скорее, выдавишь: «Увы!»

В ее жизни явило себя не только «смешение жанров», но, прежде всего, гремучий сплав мировоззрений, парадоксальный синтез почти что взаимоисключающих мироощущений. Грустное комедиантство, озорной трагизм, хулиганствующее философствование, эпатажное мудрствование…

И если рассматривать это парадоксальное смешение, то на ум приходит разве что… Леонид Енгибаров, известный как «грустный клоун с осенью в сердце». Да, сейчас бы его назвали «мим», «эксцентрик» или как-то еще. Но ведь он манифестировал себя не привычным «артистом оригинального жанра» – не вполне определенного, а потому и представленного на неких нейтральных сценических подмостках. Нет, он выступал именно в цирке(!), причем в роли обычного коверного! И зритель не всегда готов увидеть пронзительные лирические интермедии – сама личина клоуна подразумевала накатанный односложно-плоский юмор: падения, кривляния, натужное выстраивание смешных рож… да исподтишка трусливые пинки униформистам.

Но взрывать устоявшийся жанр изнутри, превращать его в нечто совсем иное, чуть ли не в противоположное – это дорогого стоит! Вот, видимо, именно поэтому бесславные сонмы ушедших лицедеев манежа начисто забыты зрителями, а клоуна Енгибарова будут помнить еще очень долго!

А ведь ценителям поэзии хорошо известны и верлибры Енгибарова! Еще одна грань таланта, которая ждет своей заслуженной оценки: «Наскучит уют, остынет любовь, и останется только Дорога, и где-то далеко впереди – надежда, что будет любовь, покой (…) но это только мираж, без которого не бывает Дороги!»

Для привычного клоунско-шутовского колпака несколько неожиданно, не правда ли?


* * *

Если посмотреть на десяток золотых киноролей Раневской (то бишь тех, что крепко въелись в память массовому зрителю), то трудно не заметить в них неприкрытый, практически феерически-буффонадный сарказм! Фаина Георгиевна не переигрывает, не превращает своих лирических героинь в некие «небывальщины», а живописует их столь эмоционально яростно, что получается нещадный гротеск. И слово «лирическая» как-то само собой размывается из тщательно вылепленных образов. Зато просятся на язык другие определения: например, «фантасмагорическая» или «убийственно реалистическая» героиня. Из тех, чье амплуа звучит в просторечии как что-то наподобие «Оборжаться, умереть – не встать!», Фаина Раневская, пожалуй, самая загадочно-грустная клоунесса кинематографа. Вначале трудно сдержать улыбку… а затем долго не покидает ощущение щемящей горечи.

Большинство ее ролей – это выпавшие в некую иррациональную завихренность взбалмошные дамы, плутающие по обычной жизни в собственных системах координат, взятых если и не из туманных снов, то точно не от мира сего, а посему вызывающие у зрителей странный спектр эмоций: от доброй снисходительной улыбки до взрывов гомерического хохота. При этом неоднозначность подачи образа все равно оставляет некоторое не совсем ожидаемое послевкусие, что трогательно горчит в восприятии и вызывает долгое странно-тягучее недоумение…

Может быть, станет более понятно, почему в воспоминаниях о Раневской не раз встречаем указания на ее непримиримо-перманентный конфликт с режиссером Юрием Завадским. Тут ведь не простое расхождение характеров! Думаю, что имело место особое метафизическое рассогласование, глобальный мировоззренческий конфликт, практически нестыковка основополагающих внутренних идей о сути и назначении Искусства как такового. Раневская создана для надрывно-гротескных, брехтовских ролей. А Завадский со своим строгим кондовым «академизмом» просто не мог принять таких «забубонных завихрений»! Здесь слово «академизм» уместнее поставить в кавычки. Не строгий канон и классическая школа, а скорее, набор выверено-удобных масок… Что явно не для Раневской! Уж чего-чего, а пафосной дури, нагнетания выхолощенного орфизма, картинного заламывания рук под дежурно-бутафорскую горючую слезу та точно не допускала. Возможно, переболела этим в детстве?

Из дневников Раневской: «Приходил в гости к старшей сестре гимназист – читал ей стихи, флиртовал… Чтение повергало меня в трепет. Гимназист вращал глазами, взвизгивал, рычал тигром, топал ногами, рвал на себе волосы, ломая руки. Стихи назывались „Белое покрывало“. Кончалось чтение словами: „…так могла солгать лишь мать“(…) Гимназист зарыдал, я была в экстазе… Теперь, к концу моей жизни, я не выношу актеров-„игральщиков“».

Фаина Раневская никогда не являлась «игральщиком». Но она также и не классическая актриса, не правильный деятель культуры в привычном понимании. Она, скорее, хулиганствующий субъект, беззлобно плюющий на все сложившиеся авторитеты и устоявшиеся унылые правила. Кроме тех, что ею приняты… и затем выстраданы на сценических подмостках и под светом кинософитов. Сыгранные ею персонажи – сама непосредственность, и в то же время – непредсказуемость. А к этому, до кучи олицетворение определенной чуждости этому миру, нарочитое (где-то даже капризное) неприятие навязанных строгих схем, бунт против них посредством наивной и незамутненной детской искристости.

Думаю, именно с этого фокуса исследовательского взгляда и возможно вплотную приблизиться к прочувствованию еще одного пласта особенного таланта Раневской – ее цветастых афоризмов, что ныне известны широким массам потребителей культуры (пожалуй, гораздо больше, чем старые добрые фильмы с участием Великой Актрисы, а уж тем более театральные постановки).

Да, Раневская – признанный, непререкаемый мастер эпизода. И могла играючи из куцей рольки вытянуть столько всего, подать любой незамысловатый короткий эпизод с такой творческой экспрессией, что начисто затмевала напыщенных красавиц – главных героинь – вкупе с их правильными, прилизанными героями.

Но только фильмы эти уже давно стали триумфальным достоянием пыльных полок Госфильмофонда. Да от случая к случаю, сугубо под настроение – туманным объектом ностальгических вздохов бабушек, кучкующихся на свежевыкрашенных лавочках у обшарпанных подъездов. Увы, время неумолимо: новое поколение лелеет и взращивает в сознании своих собственных кумиров.

А прославленные фильмы из давно минувших дней, с блистательной игрой актеров старой школы как-то не гласно претерпели высылку на периферию культурного процесса, куда-то за видимый горизонт актуальных информационных поводов. Да, можно скачать в Интернете, где-то – чем черт не шутит! – еще застряли в продаже нераспроданные легальные дисковые копии, выпущенные еще в прошлой или позапрошлой культурной пятилетке. Но сколько реальных показов, зрительских просмотров? Боюсь, что даже сама цифра уже мало кого волнует. И действительно, не блокбастер же!

Кто хотел – уже раз по пять пересмотрел, умилился, вспомнил молодость. Кому не довелось, но вдруг резко прихотелось – пусть ищет ближайший сеанс в кинотеатре «Иллюзион», как раз на раз в полгода можно твердо рассчитывать!


* * *

Зато вот афоризмы, искрометные жизненные фразы Раневской неизменно затребованы! Уверен, что едва ли найдется в России человек, кто бы их не слышал, кто бы не восхитился хоть раз их непривычной неординарностью да яркой красочной лаконичностью! («Животных, которых мало, занесли в Красную книгу, а которых много – в Книгу о вкусной и здоровой пище» – это тоже она!) Хотя зачастую афоризмы Фаины Раневской приводятся без авторства, как некий «впитавший суровую мудрость народа» фольклор.

При этом Актриса хорошо известна и своими крепкими словцами – сказанными емко, к месту и по делу. Недавно в Интернете даже стал распространяться любопытный текст: «Лучшие ругательства от Раневской – на все случаи жизни» (видимо, чтобы благодарный обыватель знал, кому обязан многим цветастым языковым конструкциям).

Но справедливости ради стоит признать, что гораздо более широко известны именно саркастические цитаты «от Фаины Раневской», выполненные на уровне лингвистического фола. Кстати, нарочитая грубость и даже обсценная лексика – это еще одна фирменная примочка актрисы Раневской. И так же, как в некоторых неприличных анекдотах просто невозможно заменить привычный трехэтажный на стыдливые эрзац-эвфемизмы (вся смысловая канва сразу же посыплется, анекдот выйдет пресным и плоским), так же точно и в афоризмах, а то и ругательствах Раневской. Скажем, ее известное упоминание жопы (в разных ракурсах!) – ну просто никак не заменить никакими пристойными ягодицами.

А если проанализировать знаменитую, ставшую уже чуть ли не классической максиму Раневской: «Жизнь – это затяжной прыжок из п… в могилу!», то понимаешь, что подобное возможно выразить только так и никак иначе. Да, пусть бумага не стерпит – затретирует цензура и самоцензура… Да, пусть ликует и царствует Высокая и даже Высочайшая нравственность, гневно отвращающая от низкого и грубого!

Но – увы и ах! – именно такое, неприкрытое и непричесанное, явно «непечатное» изречение отправится залихватски гулять в народ. И упорно не будет поддаваться никакой облагораживающей редактуре!

Причем сам народ, о котором заботливо пекутся гордые носители книжной нравственности, будет состоять в непоколебимой уверенности, что данная нестандартная философская аксиома – чистейшей воды фольклор, не имеющий конкретного автора, но выстраданный в натруженных недрах коллективного бессознательного «широких масс трудящихся».

А кто знает настоящего автора – тот просто восторгается смелостью и бесшабашностью созданных словом образов. И с этим ничего не сделаешь: Раневская уверенно выступает в качестве озорного Арлекина, беззлобно-насмешливого персонажа классической итальянской комедии. Что, может, и не совсем положительный, но явно и не отрицательный. Зато вызывает широкую симпатию (и как указывается в «Википедии»: «должен вызывать у зрителя сочувствие к его смешным невзгодам и ребяческим горестям»).


* * *

Особый разговор – о грустных, порой даже трагических афоризмах, точнее, своеобразных мыслях вслух Фаины Раневской. Прочитал некоторые из них своим знакомым. Никто так и не опознал автора. Гадали-рядили: «Поздний Шопенгауэр», «готическая школа», «саркастический постмодернизм», «что-то из французских мизантропов». Самый интересный ответ: «Вроде как я это встречал в чьих-то предсуицидальных записках». Оба-на! Приехали! Эпатажная хулиганствующая клоунесса вдруг нежданно-негаданно предстает пронзительно скорбной философиней, отрицающей привычно оптимистичное отношение к жизни? Ну, а как еще можно проинтерпретировать такие, к примеру, строки:



«Несчастной я стала в шесть лет. Гувернантка повела меня в приезжий „зверинец“… на столе стояло корыто, в нем плавали два крошечных дельфина. Вошли пьяные, шумные оборванцы и стали тыкать в дельфиний глаз, из которого брызнула кровь. Сейчас мне 76 лет. Все 70 лет я этим мучаюсь!»


Кто-то, возможно, скажет: «Рисуется… Играет в трагизм, при этом явно переигрывает!» Я бы с таким заявлением не согласился. Категорически. Возможно, тут настоятельно необходимо прочитать весь «грустный цикл» размышлений Фаины Георгиевны: о жизни, о судьбе, о человеческом предназначении… И тогда начинаешь понимать – нет, не переигрывает и не педалирует. Скорее, многое скрывает, недоговаривает… Щадит своего потенциального читателя, слушателя. Поэтому с помощью особого, оптимистичного сарказма и старается несколько скрасить, подсластить горький вселенский трагизм человеческого одиночества. И выдает глубоко выстраданную авторскую иллюстрацию к бессмертному «Экклезиасту». Выраженного с полуулыбкой, но горше. С испитым до последней капли томлением духа в скрипучей карусели суеты сует.

Раневской хочется сочувствовать, только непонятно: грустный философ – это ее истинная натура, незыблемое природное качество или жизненное амплуа? Роль, с которой уже свыклась и смирилась? Есть расхожее суждение, что у увлекающихся профессией актеров и не поймешь, где кончается игра, личина, а где начинается жизнь, личность. Мол, порой они и для себя самих, в отсутствии зрителей, заигрываются, внедряя театральные кульбиты в повседневную жизнь. Кто знает?…

Думаю, Актриса всю жизнь прожила между полюсов, мучительно пытаясь ответить сама себе на многие вопросы. «Жалею, что порвала дневники – там было все, – писала о себе Раневская. – Почему я так поступила? Скромность или же сатанинская гордыня?»

Такие метания встречаем затем не раз и не два. Она их особенно и не скрывала. И даже обыгрывала с присущим ей патетическим сарказмом.

Раневскую о чем-то попросили и добавили: «Вы ведь добрый человек, не откажете!» «Во мне два человека, – ответила Фаина Георгиевна. – Добрый не может отказать, а второй – может. Сегодня как раз дежурит второй!»

Отсюда и совершенно разные воспоминания о Раневской. Одни говорят о ней, как об очень культурной, начитанной особе, вдумчивом собеседнике… Другие отмахиваются, как от вульгарной тетки с хамскими замашками, что могла сквернословить и скатываться в откровенное хулиганство.

И самое интересное – оба мнения справедливы. Хотя даже в парадоксальной совокупности не отражали всей полноты личности Фаины Раневской.