Нужны были стрелки, пулеметчики, снайперы, гранатометчики, танкисты… Невероятным спросом пользовались военные повара: эту специальность не готовили много лет, армия заключила договоры с фирмами, питание сразу улучшилось и все были, в общем, довольны, пока не пришла война.

Когда «запахло жареным», все эти тетушки, работницы фирм и вольнонаемные, что готовили по армейским столовым хавчик, вместе с солдатами в поля не вышли. И получилось, что и полевые кухни есть, и крупы, и тушенка, а правил закладки никто не знает. Военных поваров днем с огнем не сыщешь, а гражданского хорошего повара – иди еще попробуй призови! Он же в ресторане работает, его владелец заведения бережет как зеницу ока.

Не менее дефицитными оказались в армии связисты. В мирное время на должности «в связи» шли, в основном, офицерские жены. Тихая, спокойная работа, платят несколько денег, кормят, и муж на глазах.

Надо ли объяснять, что как только полыхнуло, все эти дамы моментально поувольнялись, задекретились или просто категорически отказались выходить «в поля»? В результате со связистами дело в армии обстояло крайне печально.

Очень нужны были фельдшеры, механики-водители, командиры мотострелковых взводов и ветеринар в погранотряд.

Водолазы никому не были нужны…

18 марта 2014 года люди, которых я всю жизнь считал братским народом, отобрали у меня Крым.

Мой личный Крым.

У меня не было там ни одного квадратного метра собственности, но это был МОЙ Крым.

Я много где был, много где спускался под воду. Атлантика, Индийский, Эгейское, Средиземное, Красное…

Нигде в мире мне не было так хорошо, как в Крыму. Потому что важны не комфорт и сервис. Важно – как и кем ты себя чувствуешь на той земле, где стоишь.

В Крыму я был именно своим человеком на своей земле.

Я мог жить на рейдовом водолазном боте – и мне было хорошо. Захотели есть – сбросились, набрали рапанов, отбили, поджарили в муке. Захотели креветок – зачерпнули сачком за бортом. На Большую землю ходили только за хлебом и водкой.

Сидишь под тентом, пьешь чай с пряниками, а рядом такие же, как ты: водолазы, дайверы, «подвохи». Все травят водолазные байки, море искрится… Захотел – надел снаряжение, спустился, походил часок под водой. Вернулся, сидишь, отдыхаешь. Пошел, искупался. Вздремнул. Опять спустился…

Я любил иногда, нарушив правила спусков, подплыть в конце погружения к берегу и, на глубине метра два, зависнуть и выдышать резерв. Висишь, вывесившись «в ноль», раскинув руки и ноги, высасываешь резервные 50 атмосфер, а близкий прибой колышет тебя, укачивает, убаюкивает…

Все это у меня отняла Россия.

И не важно, что можно хоть завтра поехать и понырять: не в нырялке дело.

Свой человек на своей земле – вот что по-настоящему важно…

И поэтому, пока Крым не освобожден, дороги туда мне нет.

Только под водой, с миной в руках, в Балаклавскую бухту.

Или по краденому русскому паспорту, с бесшумным пистолетом – в Севастополь.

Или с винтовкой – к Гурзуфскому военному санаторию.

Чтобы не чувствовали себя «вежливые бляди» своими в моем Крыму. Чтобы горела у них под ногами моя земля!

Только так. И никак иначе.




19 марта 2014 г. – 28 мая 2014 г., будущий позывной «Юрист»


Машин в военкомате было законсервировано две: КШМка[3 - Командно-штабная машина.] на базе «шишиги»[4 - ГАЗ-66.] и УАЗик.

КШМку вскоре отдали в войска, а УАЗик на моей памяти так ни разу и не завели. Поэтому все свои обязанности водителя я выполнял на личном автотранспорте. Бензин конечно же тоже – за свои. Ну, я ж теперь стал патриот, подумаешь, какие мелочи!

Так у Киевского РВК появился трехлитровый полноприводный «Мерседес».

У тех, кто был призван в первый день мобилизации, по месту гражданской работы ситуация была неоднозначной.

Многие уволились.

Многих уволили.

С остальными было непонятно.

Ко мне полвоенкомата ходило за консультациями, и я разъяснял, что они не срочники, что их ситуация вписывается в понятие «выполнение общественного долга», а потому – место работы должно остаться за ними. Однако такое толкование норм КЗОТа устраивало не всех работодателей, и непонятки продолжались.

Судью так просто не уволишь, но и у меня на работе не знали, что делать. Юрист облвоенкомата считал, что меня вообще не имели права призывать. Мнение такое мне категорически не нравилось. На всякий случай заготовил на имя Турчинова заявление с просьбой приостановить мои судейские полномочия до демобилизации.

Ситуация была мутной до начала апреля, пока не приняли изменения в закон, решив, что на год за мобилизованными сохраняется место работы, должность и средний заработок.

По нашему законодательству, вопросами мобилизации работников судов ведала Судебная администрация. Я, как человек дисциплинированный, пришел к ее начальнику и бухнул на стол повестку. Думал, надо же им там как-то для статистики отметить, что, мол, вот еще одного призвали.

Однако, полагая себя «еще одним», я впал в немотивированный оптимизм. Оказалось, что пока надлежит себя считать «одним-единственным».

Начальник Судебной администрации долго звонил в Киев, выяснял, как там поступают в подобных обстоятельствах. Выяснив, что «подобные обстоятельства» людям в Киеве и в кошмарном сне не снились, он взял мой телефон, чтобы найти судью Мамалуя на просторах Родины, если придет указание его из армии отзывать.

На что я поблагодарил, но сказал, что отзываться из рядов не согласный.

Служба в военкомате была непыльной. Форму и оружие не выдали, не кормили, но график был почти свободный, и жили по домам. Обмундирование покупали себе сами. Я, начитавшись приказа № 150 и наслушавшись советов мудрых военкоматовских воинов, «маючи час та натхнення», довел форму до малодостижимого в обычных условиях идеала.

Китель был ушит по фигуре, обшит всеми положенными шевронами, снабжен петличными эмблемами, верхняя пуговица убрана, ворот заглажен, уголки карманов пристрочены, складки загнаны под ремень «книжкой». Рукава закатаны и застегнуты поверх закаток. Шнурки берцев заправлены внутрь.

Я даже вымутил у военкома приказ о разрешении солдатам, сержантам и старшинам носить берет цвета «полынь»! Разумеется, берет был надлежащим образом «отбит» под чутким руководством золотого человека – прапорщика Деряпы.

Мы мобилизовывали бойцов в Харьковский и Луганский погранотряды, в 22-й, 24-й батальоны территориальной обороны и нацгвардейскую часть, что в Новой Водолаге. 24-й тербат впоследствии стал «Айдаром».

Мой кореш Валера Ковальчук, пару раз ездивший в «Айдар» старшим команды, пристрастился к поездкам «на передок» и превратился в волонтера. Служа в военкомате, он собирал помощь для ребят, отвозил ее на фронт. Забегая вперед, скажу, что приезжал он и к нам в роту, когда я уже служил снайпером под Донецком.

Ситуация в стране и в городе Харькове весной 2014 года была хреновой.

7 апреля пидоры опять захватили облгосадминистрацию. Но уже в ночь на 8 апреля винницкий «Ягуар» зашел в здание и без потерь спеленал засевших в нем сепаров.

В тот день мы с военкомом и Валерой Ковальчуком как раз были возле ОГА. Напротив находится Укртелеком, и Валера с комиссаром пошли туда ловить связистов, вручать им повестки.

Я ходил вокруг только что освобожденной обладминистрации. Ягуаровцы стояли в оцеплении. Было полно народу. В основном сепары. Кричали всякое, зачем, мол, пришли, да кто вас звал… «Ягуары» стояли спокойно, на крики внимания не обращали.

Я был по форме, подошел к пацанам, представился, угостил кофейком. Разговорились. Они все стояли на Майдане в составе правительственных сил, все хлебнули там «по-полной». А этой ночью отбили ОГА, до конца, «до железки» выполнив свой служебный и профессиональный долг.

Эти ребята хорошо говорили со мной, как с равным. Потому что я был в погонах. Под присягой. Как и они.

Я не видел лиц – пацаны были в масках. И могу пройти мимо, не узнав. Многие ребята из «Ягуара» погибли на войне – под Славянском, у Ясиноватой, в Дебальцево…

Но мне хотелось бы когда-нибудь встретиться с кем-то из них. Распить бутылку коньяка. Поблагодарить еще раз за их работу в ночь на 8 апреля. И рассказать, что тоже исполнил свой воинский долг сполна…

И еще одна памятная встреча была в этот день.

Я гулял вокруг ОГА, дожидаясь своих сослуживцев. Впереди меня шел низкорослый штрих лет 25-ти, оборачивался и бормотал:

– У меня родственники в России, брат в России… Что, будешь стрелять в них?!

– Прикажут – буду! – ответил я. – На то и армия! Сам что, не служил разве?

– Я в российской армии служил! Ничего: не долго, не долго ты будешь стрелять!

– А это уж как доведется! – сказал я. – Война есть война!

Но штрих ошибся. Стрелять мне пришлось долго…



А между тем, события не стояли на месте. 28 апреля получил тяжелое пулевое ранение мэр Харькова Кернес. Видимо, по чистому совпадению, после этого происшествия местные и белгородские пидоры снизили свою активность до демонстрационного минимума.

9 мая город был полон всяких гнид с георгиевскими лентами. Эти ленточки постепенно становились нам ненавистны. Знак воинской доблести, официальный символ гвардейских частей Украинской армии выблядки посмели сделать своей эмблемой. За это сепарам отдельный счет от меня!

Военком, я и Ковальчук ходили в День Победы на мемориал. Оцепление из Нововодолажских ВВ-шников стояло густо-густо, интервал – метр.

Сепаров вокруг было – хоть в штабеля складывай. Несколько долбодятлов шло с русскими флагами – аквафрешами и династическими тряпками дома Романовых. Два пидора под елкой готовились развернуть здоровенную оранжево-черную ленту.

В форме из наших был только я. Если бы взглядами можно было убить, наверное, не то, что до Вечного огня не дошел – упал бы с простреленной башкой прямо у машины…

Но вот, где-то в том же мае, СБУшники, наконец-то, раздуплились, получили карт-бланш от своего начальства и начали закрывать местных сепарков пачками. В Харькове стало спокойнее.

12 апреля какой-то хренов Стрелков пришел в Славянск и сказал, что будет защищать город, на который никто не нападал. Естественно, что страна напрягла одряхлевшие мускулы и стала освобождать свой курорт.

Началась антитеррористическая операция.

СБУ-шную спецуру под Славянском постреляли. В телевизоре и Интернете показали, как 25-я воздушно-десантная бригада отдала свою технику каким-то дебилам с дубинами и лопатами. Боевые вертолеты сбивались «мирными шахтерами», прекрасно управляющими современными ПЗРК.

На Донбасс потянулись воевать все, кто только мог и хотел. Механизированные и танковые бригады лихорадочно восстанавливали технику, выталкивая ее на Восток по одной-две единицы в неделю.

Мобилизация продвигалась не очень. Вернее, это я думал, что мобилизация шла плохо. На самом деле эта, самая первая мобилизация, шла хорошо: вот последующие, это да! Сказать, что они шли «не очень» – это ничего не сказать…

Народ «косил» и морозился. Один случай запомнился мне особенно.

Младший лейтенант запаса, «пиджак». Анкета «ВКонтакте» пестрит фотками в форме – с присяги, с военной кафедры. Сбежал из кабинета военкома. Сбежал! Догнать не смогли, так бёг!

Имя этого «офицера» – Сергей, а фамилия не достойна упоминания на страницах этой книги. После того, как мы ему 5 апреля 2014 года письмо написали, он быстро из «Вконтакте» удалился, но сейчас опять там.

А письмо мы ему написали такое:



Ну что, гнида?

Ты думал, Киевский райвоенкомат тебя не найдет?! Дешевка ты е…ная!

Какой нужно быть мразью, чтобы выкладывать в ВК фотографии с Присяги – и плюнуть на эту присягу, когда страна нуждается в каждом офицере?!

Ты же прямо из кабинета военкома сбежал, урод! Трусливая сука!

Какой ты младший лейтенант?! Ты ничтожество!

Рапорт на тебя составлен. Сепаратистские высказывания. Оскорбление национальных чувств украинцев и религиозных чувств верующих. Уклонение от мобилизации.

В понедельник материалы уйдут в прокуратуру и в РОВД. На Харьковфоруме, на форуме Медиапорта будут размещены соответствующие темы о тебе, трусливая ты шавка!

Девочка, ты себе не представляешь, что означает заявление в прокуратуру «с проводкой» – когда три раза в день следователю звонит прокурор города и заместитель губернатора и интересуется ходом досудебного следствия!

Ты у нас сядешь. Мы тебе это гарантируем.

Ты, «офицер», отказался получать повестку по мобилизации, сбежал из военкомата, отказался исполнять свой долг мужчины, солдата, гражданина.

Ты Родину свою отказался защищать в момент опасности, сука!

Будь ты проклят, мразь!

    Военнослужащие Киевского РВК.

Напряженность на Востоке нарастала. Армия представлялась мне единственной силой, способной противостоять агрессорам и предателям. Ни в какую Нацгвардию я, откровенно говоря, не верил. Думал, что создана она лишь потому, что у слабой еще пока новой власти не хватило сил отнять оружие у майдановских сотен. А так – все «по красоте»: хочешь ходить с оружием и защищать революцию – вступай в Нацгвардию, не хочешь – преступник и злодей.

Впоследствии свое мнение о нациках я изменил: «Донбасс-1» и «Днепр-1» воевали в наших местах, под Донецком, и воевали хорошо.

Между тем, армия пока демонстрировала не очень-то большую готовность воевать, но это-то как раз мне было понятно.

Армия подчиняется приказам свыше. Согласно присяге и воинским уставам. А Президента в стране нет! Пример «Беркута», на лоскутки порванного за выполнение приказов, – совершенно не способствовал энтузиазму армейских офицеров! Потому что они не могли не экстраполировать ситуацию с «Беркутом» на себя. Мнение, что, мол, в случае чего – «сольют», как беркутов, было чрезвычайно распространено.

Да и нечем особенно было тогда воевать. Не штука вытолкнуть на войну легкую пехоту – десантную бригаду, у которой техники «всего ничего». А ты попробуй выведи механизированную или танковую часть, в которой многие танки стреляли крайний раз еще в 80-х годах! У которой эти самые танки стоят выкрашенные в уставные цвета, с намертво закрашенными люками и триплексами.

Зато красиво, по линейке и блестят! Потому что их ежемесячно для блеску вручную соляркой натирают…

Все ждали выборов Президента.

Президент у нас появился 25 мая. Через три дня я написал рапорт о переводе в Действующую армию, на фронт.

А два взвода моей будущей роты уже три недели были на войне…




29 мая 2014 г., будущий позывной «Юрист»


– Нихрена твой рапорт не удовлетворят: военком не отпустит, – сказал Валера Ковальчук, когда мы сидели в курилке. – Ты ему нужен; вернее, больше машина, чем ты.

– А вот посмотрим! – ответил я и, решив подстраховаться, поехал к заместителю облвоенкома полковнику Калгушкину.

Полковник меня выслушал и дал дельный совет: помимо рапорта, пущенного официальным каналом, обратиться лично к министру обороны.

Я написал генералу Ковалю письмо, в котором попросил посодействовать скорейшему удовлетворению рапорта.

Через неделю из Минобороны пришла телефонограмма: всех военкоматовцев, кто хочет, – отправить в строй.

Нас вызвали в облвоенкомат, и кадровик майор Павлов предложил на выбор три в/ч: 22-й или 24-й батальоны территориальной обороны и 93-ю мехбригаду.

Я понимал: по-любому лучше служить в части, которая существует давно и имеет традиции, чем в бардаке временных, создаваемых только на период войны формирований. Поэтому выбрал 93-ю отдельную гвардейскую механизированную Харьковскую дважды Краснознаменную орденов Суворова и Кутузова бригаду.

Двое ребят из другого военкомата при мне выбрали «Айдар», но, по результату, всех нас все равно отправили в 93-ю.

Потом уже, на крыльце облвоенкомата, я слышал разговор майора Павлова с сослуживцем.

– Нах… они туда едут?! Они думают, что УБД[5 - Статус участника боевых действий, дающий право на некоторые льготы.] получат и вернутся? Там война, люди гибнут!..

Но мы ехали не за УБД. Не за льготами, званиями и орденами. Мы ехали потому, что там, на Востоке, была война. И ее надо было кому-то воевать…




18 июня 2014 г., будущий позывной «Юрист»


В полдень с территории облвоенкомата выехал автобус. Больше сорока добровольцев со всей Харьковщины отправлялись к новому месту службы – в пгт Черкасское Новомосковского района Днепропетровской области, в/ч ПП В2830.

Я не говорил родным про рапорт на фронт. Сказал полуправду, что, мол, перевели под Днепропетровск.

Мать узнала о том, что сын на войне, в конце августа, когда из части пришло так называемое «письмо на родину» – вид поощрения бойцов по дисциплинарному уставу.

Утром я в очередной раз рассказал маме по телефону, как замечательно служу водолазом под Новомосковском. А вечером в письме она прочла, что стрелок-снайпер роты снайперов гвардии старший солдат Александр Мамалуй и его товарищи по роте проявили доблесть и мужество при освобождении Песок, Первомайского, Нетайлова и Авдеевки.

Мама… Она просила, чтобы я каждый день звонил, и я старался, хотя для того, чтобы найти место, где ловит связь, приходилось иногда вылазить из укрытия под обстрел.

…Врач-педиатр, кандидат медицинских наук, она ежедневно ходила в церковь, молиться за меня и пацанов. Я, насмотревшийся местных реалий, кричал ей в трубку, что не надо, что большинство попов Московского патриархата – сепары! Но она все равно ходила и заказывала молебны в церквях и монастырях.

Со своей пенсии купила пацанам в Харьковский госпиталь кондиционер, навещала их, и сейчас навещает. На выборах в Верховную Раду пошла и проголосовала за «Правый сектор», потому что слышала от меня, что они хорошо дерутся.

– Ты воевал… результативно? – был единственный мамин вопрос о том, что я делал на войне.

И услышав мое: «Да!» – больше она к данной теме не возвращалась.

…Аз есмь с Вами и никто же на Вы! – этими словами мама до сих пор заканчивает каждый наш телефонный разговор.

Ни от кого из моей семьи я ни разу не слышал ни слова упрека за то, что ушел в армию, оставив их без опоры.

Спасибо вам, родные мои, за все! А главное, за то, что понимали: я просто не мог иначе – ни в первую мобилизацию, ни в следующую…

Пока мы тряслись в автобусе – удалил из телефона все личные фотографии: семьи, друзей; вспомнилось стихотворение Симонова:

…Я твоих фотографий в дорогу не брал:
Все равно и без них – если вспомним – приедем.
На четвертые сутки, давно переехав Урал,
Я в тоске не показывал их любопытным соседям.
Никогда не забуду после боя палатку в тылу,