Грани воды - Элизабет Джордж

         

?Грани воды

Элизабет Джордж

Generation ZОстров Уидби #2

На острове Уидби вновь происходят загадочные события, не дающие покоя обитателям. Возвращение Неры, угольно-черного тюленя, привлекло на остров толпы журналистов, не нравящихся местным жителям. Напряжение нарастает, и Бекка Кинг опять оказывается втянута в неприятности, ведь и ей есть что скрывать. Ее необычайные способности все усиливаются, но ей оказывается не с кем разделить тревоги.

И кто такая эта неизвестная никому молчаливая девушка, найденная на берегу?

Впервые на русском языке!

Элизабет Джордж

Грани воды

Elizabeth George

The Edge of The Water

Copyright © Elizabeth George, 2012.

© Черезова Т., перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Гэйл Цукияме, обожаемой младшей сестре, которая сказала слово, подарившее мне эту историю

Все делал я, заботясь о тебе,

(Тебе, бесценная, тебе, о дочь!),

Но ты не ведаешь, кто ты…[1 - Перевод М. Н. Бычкова.]

    Уильям Шекспир «Буря»

Часть 1. Перевал обманов

Мир Силлы

К родителям я попала в возрасте двух лет, и единственные мои воспоминания от того периода, который предшествует воспоминаниям о них, похожи на сны. Меня несут. Поблизости вода. Мне холодно. Кто-то бежит со мной на руках, так крепко прижав мою голову к своему плечу, что мне больно от каждого его шага. И я знаю, что это «он» – по тому, как он меня держит. Ведь мужчинам инстинкт не подсказывает, как надо держать малышей.

Стоит ночь – и я помню огни. Помню голоса. Помню, как дрожу от страха и холодной влаги. А потом меня заворачивают во что-то теплое, моя дрожь унимается – и я засыпаю.

После этого, в другом обрывке сна, я вижу себя в другом месте. Какая-то женщина говорит мне, что теперь она – мама, и указывает на мужчину, чье лицо нависает надо мной, и он говорит, что теперь он папа. Но они не мои родители, и никогда ими не будут – точно так же, как те слова, которые они произносят, – это не мои слова и никогда моими не будут. Это и стало источником моих проблем.

Я не разговариваю. Я только хожу, указываю и наблюдаю. Я как-то выживаю, делая то, что мне велят. Но я боюсь того, чего другие дети не боятся.

Больше всего я боюсь воды, и это становится проблемой с самого начала. Дело в том, что я живу с этими мамой и папой в доме, который стоит высоко над обрывом, высоко над многими милями воды, и из окон этого дома я вижу только воду. Из-за этого мне хочется прятаться в доме, вот только ребенку так нельзя: положено ходить в церковь, проводить время с родными и, когда ребенок становится взрослее, записаться в школу.

Я всего этого не делаю. Я стараюсь это делать, и мама и папа пытаются заставить меня это делать, и другие тоже пытаются. Но все мы терпим неудачу.

Вот почему в конце концов я оказываюсь далеко, в таком месте, где нет воды, которая бы меня окружала. Меня трогают люди. Они меня тыкают и теребят. Они разговаривают так, как будто меня здесь нет. Они смотрят видеозаписи со мной. Они демонстрируют мне картинки. Они задают мне вопросы. Пока все это происходит, я слышу: «Так сделайте же что-нибудь с ней – для этого мы ее и привезли!» Эти слова ничего мне не говорят, но по тому, как они звучат, я распознаю в них прощание.

И я остаюсь в этом безводном месте, где обучаюсь тем элементарным вещам, которые принято считать жизнью человека. Я научилась приводить себя в порядок и есть сама. Но больше ничего. Дайте мне простое задание – и я смогу его выполнить, если мне точно покажут, что именно надо делать. Из этого всем становится понятно, что с моей памятью все в порядке. Однако это – единственное, что удается понять. В результате меня называют загадкой. Говорят, надо радоваться, что я хотя бы могу ходить, сама ем и привожу себя в порядок. Говорят, это уже повод ликовать.

И вот в конце концов меня возвращают тем маме и папе. Кто-то объявляет: «Тебе уже восемнадцать лет. Здорово, правда?» Хотя эти слова ничего для меня не значат, по ним я понимаю, что что-то изменится. Итак, остается только поездка куда-то на машине холодным январским днем на праздничный пикник по поводу моего возвращения домой.

Мы едем в парк. Дорога туда занимает, похоже, очень много времени. Мы переезжаем высокий мост, и мама объявляет: «Закрой глаза, Силла! Внизу вода!» Я так и делаю, и скоро мост уже остается позади. Мы заезжаем в деревья, которые возносятся в небо, и спускаемся все ниже и ниже по петляющей дороге, покрытой опавшими иголками, которые кедры роняют в зимние ураганы.

В конце дороги – место для машин. Там же стоят столики для пикника. Мама говорит: «Что за день для пикника! Сходи к берегу, Силла, пока я все приготовлю. Я знаю, как ты любишь смотреть на берег».

Папа говорит: «Угу. Пошли, Силл». Он шагает к густым зарослям кустов с блестящими листьями, которые растут под деревьями. Следом за ним я выхожу к тропинке, которая идет через них. Там оказывается дорожка из песка и земли. По ней мы проходим под кедрами и елками, огибаем заросли папоротника и валуны – и наконец оказываемся на берегу.

Я не боюсь берегов – только воды, которая идет по их краю. Сами берега я обожаю: их соленый запах и толстые ползучие змеи водорослей, перемещающихся по ним. Здесь есть плавник, выглаженный водой. Здесь есть огромные камни, по которым можно карабкаться. Здесь высоко парит орел, здесь орет чайка, и дохлый окунь лежит на жестком холодном солнце.

Я останавливаюсь рядом с рыбой. Я нагибаюсь, чтобы ее осмотреть. Я наклоняюсь ниже, чтобы ее понюхать. От едкой вони у меня режет глаза.

Чайка снова орет – и орел издает крик. Он то опускается, то взмывает выше, и я слежу за его полетом взглядом. Он летит на север и исчезает за деревьями.

Я смотрю, не вернется ли он – но птица улетела. Как я замечаю, исчез и папа, который вывел меня через деревья на берег. Он остановился там, где дорожка встретилась с песком. Он сказал: «Пожалуй, посмолю палочку, от которой бывает рак. Не рассказывай Нашей самой главной, ладно, Силл?» – а я молча пошла дальше. Наверное, он вернулся к машине за обещанным пикником, и теперь я одна. Мне не нравится одиночество и близость воды. Я поспешно возвращаюсь туда, где стоит машина.

Но она тоже исчезла, как и папа. И мама тоже исчезла. На том месте, где должны были устроить пикник, на сером, поросшем лишайниками столе под деревьями остались только две вещи. Одна – это сэндвич, завернутый в пленку. Вторая – маленький чемодан с колесиками.

Я подхожу к этим предметам. Я осматриваюсь. Я вижу, я наблюдаю, я указываю пальцем, как обычно. Но тут нет никого, кто бы мне ответил.

Здесь – где бы оно ни было, это «здесь» – я одна.

Глава 1

Когда кто-нибудь говорил: «Деньги – это еще не все», Дженн Макдэниелс сразу знала об этом человеке две вещи. Во-первых, он никогда не был бедным. Во-вторых, он ни малейшего понятия не имел о том, каково это – быть бедным. Дженн была бедна – она была бедной все свои пятнадцать лет, так что имела очень даже хорошее понятие о том, что приходится делать, если у тебя нет денег. Ты покупаешь одежду в секонд-хенде, ты готовишь странные блюда из просроченных продуктов, а когда тебе подворачивается нечто такое, что обещает хотя бы крошечную долю вероятности сбежать от занавесок из простыней и жизни, где все достается тебе из вторых рук, ты делаешь все, чтобы это получилось.

Именно этим она и занималась в тот день, когда в ее жизнь въехала Энни Тэйлор. Даже если бы состояние очень недурной серебристой «Хонды Аккорд» не сказало Дженн, что Энни Тэйлор на остров Уидби занесло случайно (Господи, эта машина была даже чисто вымыта!), то она поняла бы это по номерам штата Флорида. Как и по модному наряду Энни Тэйлор, и весьма стильной стрижке рыжих волос. Энни вышла из машины, уперла руку в бок и спросила у Дженн:

– Это Позешн-пойнт, так?

При этом она хмуро посмотрела на полосу препятствий, которую Дженн устроила в конце подъездного пути.

Эта полоса препятствий и была для Дженн тем крошечным шансом сбежать от занавесок из простыней и подержанных вещей. А еще она была ее шансом вообще сбежать с острова Уидби. Полоса состояла из крышек от мусорных контейнеров, сломанных сидений для унитазов, погнутых ведер, поплавков и разорванных спасательных жилетов: они служили заменой разметочных конусов, которые для тренировок использовал бы любой другой подросток – типа, подросток с деньгами. Она собиралась как минимум час водить мяч по полосе препятствий. До набора игроков в женскую сборную острова оставалось несколько месяцев – и Дженн была твердо намерена попасть в команду. Центральный полузащитник! Блестящая девица с потрясающей скоростью! Ловкость просто невероятная! Ее будущее обеспечено! Университетская стипендия, я иду к тебе… Только сейчас дорогу ей преградила машина Энни Тэйлор. Или, может, это Дженн преградила дорогу Энни – как посмотреть.

Дженн подтвердила – ага, это Позешн-пойнт – однако не стронулась с места, чтобы Энни смогла ехать дальше. Откровенно говоря, она не видела, с чего бы ей это делать. Эта рыженькая явно оказалась здесь случайно, и если уж ей приспичило полюбоваться видом – который ничего особенного из себя не представляет, – так пусть топает к воде на своих двоих.

Дженн повела футбольный мяч к сломанной крышке от унитаза, делая обманные движения и финты. Она хитро уворачивалась, чтобы обмануть своих соперников. Она как раз собралась провести мяч мимо крышки мусорного бака, когда Энни Тэйлор ее окликнула:

– Эй! Извини! Ты мне не поможешь?.. Я ищу Брюса Макдэниелса.

Дженн остановилась и бросила на нее взгляд через плечо. Энни добавила:

– Ты его знаешь? Он вроде бы здесь живет. У него для меня ключ. Кстати, я – Энни Тэйлор.

Дженн вздохнула и подхватила мяч. Брюса она знает, еще бы. Брюс – ее папа. Когда она в последний раз его видела, он пробовал пять разных сортов домашнего пива – на веранде, несмотря на февральский холод. Все пиво он выставил на перилах, чтобы «полюбоваться шапкой», прежде чем выдуть. Он варил пиво в сарае на участке – и всегда запирал его надежнее любого банковского сейфа. Когда он не занимался варкой, то тайком продавал ее результаты. А когда он не занимался этим, то продавал наживку тем рыбакам, которым хватило храбрости пришвартовать свой катер к его шаткому причалу.

Когда Энни Тэйлор заговорила про ключ, Дженн первым делом подумала, что ее папа вручает свой сарай – пивоваренный сейф – незнакомке. Но тут Энни пояснила:

– Тут ведь есть жилой автоприцеп, так? Я в него вселяюсь. Тот человек, у которого я его арендую, – Эдди Беддоу? – сказал, что Брюс передаст мне здесь ключ. Так он там?

Она указала за полосу препятствий. Дженн кивнула, но про себя подумала, что Энни, наверное, говорит о каком-то другом прицепе, потому что жить в развалюхе, которая стоит неподалеку от их дома, сколько Дженн себя помнит, просто невозможно.

Энни сказала:

– Отлично. Так что ты не возражаешь?.. Можно?.. Ну, можно мне убрать все это?

Дженн начала ногами сталкивать препятствия на обочину. Энни подошла помогать, оставив двигатель включенным. Она оказалась высокая… впрочем, поскольку в Дженн было всего метр шестьдесят четыре, для нее почти все оказывались высокими… А еще у нее была масса веснушек. На ней была одежда, которую, похоже, купили по дороге на остров в Беллвью: облегающие джинсы, сапоги, свитер с высоким воротником, теплая куртка, шарф. Она словно сошла со снимка, рекламирующего сельскую жизнь в штате Вашингтон – вот только все это было слишком уж хорошо подобрано, чтобы такое носил настоящий сельский житель. Дженн невольно стало любопытно, что здесь делает эта Энни Тэйлор – если, конечно, не находится в бегах.

Держа мяч под мышкой, она пошла за машиной Энн в сторону прицепа, решив, что ее реакция при виде этой развалюхи будет поинтереснее обводки.

«Ох!» – вот что было написано у Энни Тэйлор на лице, когда Дженн ее догнала. И этот ох не был частью «Ох, как круто!». Скорее, это был ох из «Ох, господи, ну я и попала!».

Она вышла из машины и стояла, остолбенев: все ее внимание было сосредоточено на единственном домике на колесах, находящемся поблизости.

– Это… э… он? – спросила она, глядя на Дженн.

– Крутой, да? – саркастически отозвалась Дженн. – Если ты увлекаешься черной гнилью и плесенью, то ты по адресу.

– Позешн-пойнт, – проговорила Энни в основном для самой себя. А потом снова обратилась к Дженн: – Это… всерьез? То есть – это он и есть? Но ты ведь не живешь здесь тоже, да?

Энни осмотрелась, но, конечно, не увидела ничего такого, что изменило бы ее мнение об этом унылом месте.

Дженн указала на свой дом, стоявший чуть дальше и ближе к воде. Здание было старым, но в чуть лучшем состоянии, чем автоприцеп. Оно было из серых досок, с сомнительного качества крышей, а сразу за ним, на краю воды, покосившийся сарай для наживки нависал над причалом. Казалось, будто обе эти конструкции поднимаются из груд плавника, кучи старых сетей и массы разных разностей, от перевернутых алюминиевых лодок до стоящих торчком унитазов.

Пока Энни озирала все это, отец Дженн, Брюс, вышел из дома и спустился по шатким ступеням крыльца.

Он окликнул приезжую:

– Вы – Энни Тэйлор?

Без всякого энтузиазма Энни отозвалась:

– Значит, вы – мистер Макдэниелс.

– Пред вами собственной персоной, – заявил он.

– Э… это здорово, – сказала Энни, хотя ее запинка совершенно ясно говорила об обратном.

Дженн не особо ее в этом винила. Скорее всего, Энни Тэйлор никогда в жизни не встречала никого, кто походил бы на Брюса Макдэниелса. Ему нравилось быть личностью с большой буквы «Л», и он намеренно подчеркивал все, что заставляло его казаться эксцентричным. Его седые волосы в стиле Бенджамина Франклина были ему до плеч. Лысину размером с суповую миску он прикрывал вязаной лыжной шапочкой из секонд-хенда, на которой была надпись «ЛЫЖНЯ СКВо-ВЭЛЛИ», хотя он ни разу в жизни не вставал на лыжи. Он был в отвратительной форме: худой, как скелет, – за исключением живота, который вылезал из брюк и обычно придавал ему вид беременного.

Запустив руку в карман, он объявил:

– А вот и ваш ключ.

В эту секунду входная дверь снова распахнулась – и оттуда выбежали два маленьких братца Дженн.

– А это еще кто? – вопросил Пети.

– Пап, он сожрал чертов хот-дог, который на ужин! – крикнул Энди. – Дженни, скажи ему! Ты же слышала, что мама говорила!

– Прекратите, короеды! – радостно откликнулся Брюс Макдэниелс. – Это Энни Тэйлор, наша новая соседка. А это, Энни, порождения чресл моих: Дженнифер, Пети и Энди. К слову, Дженн – это та, с футбольным мячом.

Он захохотал, словно радуясь удачной шутке, хотя из-за короткой стрижки и отсутствия выпуклостей Дженн не один раз принимали за мальчишку.

Энни вежливо сказала, что рада со всеми ними познакомиться, после чего Брюс торжественно вручил ей ключ от прицепа. Он сообщил ей, что только этим утром как следует смазал замок и что она убедится: домик в превосходном состоянии и внутри все работает.

Судя по лицу Энни, она в этом усомнилась, но взяла ключ, пробормотав:

– Ну, и чудесно.

Решительно расправив плечи, он отперла дверь, заглянула в нее и сказала:

– О господи!

Она выскочила наружу еще быстрее, чем зашла. Адресовав любопытствующим Макдэниелсам улыбку, она начала разгружать багажник. Все коробки оказались аккуратно заклеенными и надписанными. У нее был компьютер и принтер. И несколько великолепных чемоданов. Она начала затаскивать все внутрь, оставляя сразу за дверью.

Никто из Макдэниелсов и не подумал ей помогать – но разве их можно было за это осудить? Ведь никто ни на секунду не поверил в то, что она тут сможет продержаться хотя бы одну ночь.

* * *

Дженн избегала Энни в течение первых суток ее пребывания на берегу – в основном от стыда. Через три часа после того, как Энни завершила разгрузку машины, мама Дженн вернулась домой на рычащем «Субару Форестере», который работал в качестве такси Южного Уидби. Все эти три часа Брюс Макдэниелс продолжал всесторонний эксперимент по оценке качества своей пивоваренной продукции, и когда мама Дженн вышла из «Субару» и устало поплелась к дому, он приветствовал ее радостным кличем:

– Ке-ке-ке Кэти! Моя пре-лест-ная Кэти!

Он бросился ее встречать, пал на колени и запел во весь голос, а мама Дженн воскликнула:

– Как ты мог! Опять!!! – и тут же разрыдалась.

Испытывая мучительное унижение, Дженн забилась к себе в комнату, мечтая, чтобы оба ее родителя исчезли, прихватив с собой Энди и Пети.

В окно она подглядывала за Энни Тэйлор, которая время от времени выходила из домика на колесах – то чтобы занести в дом дрова для печурки, которая его обогревала, то чтобы пройтись по заваленному плавником берегу. Во втором случае она прихватила с собой бинокль и, устроившись на узловатых корнях вынесенного на берег дерева, стала осматривать поверхность воды. Сначала Дженн решила, что она хочет посмотреть на местных косаток. Эти морские хищники заплывали в пролив в любое время года, а семьдесят животных обитали в стокилометровой зоне вокруг острова Уидби. Дженн считала их единственными заслуживающими интереса обитателями моря.

Когда Энни вышла на берег в третий раз, она вынесла фотоаппарат со штативом. Тут Дженн решила, что она, наверное, занимается фотоохотой – и спросила об этом отца за завтраком утром, на следующий день после приезда Энни. Остальные к этому времени еще не вставали. На улице стоял страшный мороз, и, как обычно, в доме было ненамного теплее. Видимо, все остальные члены семьи сочли за лучшее переждать холод под одеялами, однако дождя не было, а в хорошую погоду следовало устроить забег, что Дженн и намеревалась сделать. Правда, оставался еще вопрос об Энни…

– Понятия не имею. – Таков был ответ Брюса относительно этой молодой особы и фотографии. – Мое дело – получить арендную плату, а интересует меня только, будет ли она шуметь по ночам и не распугает ли селедок в запруде с наживкой. Если хочешь узнать еще что-то, спроси у Эдди. Что до меня, то неведение – это б-л-а-г-о. – Все это время он читал номер «Хроники Южного Уидби» недельной давности, а тут поднял глаза, отметил наряд Дженн и, когда она с ним попрощалась, спросил:

– Куда тебя понесло, Дженн?

– Спринт, – ответила она. – Скоро набор. Женская сборная острова. Ну, ты понимаешь.

– Бога ради, поосторожнее на дороге. Там гололед, и если ты сломаешь ногу…

– Не сломаю, – пообещала она.

На улице она начала разминку, используя ступеньки и перила крыльца. В холодном воздухе ее дыхание работало, словно увлажнитель воздуха.

Со стороны прицепа донесся громкий стук – и на улицу вылетела Энни Тэйлор. На ней было надето столько слоев одежды, что Дженн удивилась, как ей удается двигаться так быстро. Направившись к поленнице, она набрала охапку.

– Тупизм, идиотизм, кретинизм… Полный ноль! – донеслось до Дженн раздраженное ворчание Энни. – Можно подумать, что… Ах, отлично! Спасибо большое!

Дженн смотрела, как Энни набирает дрова и ковыляет с ними к прицепу. Она с любопытством посмотрела на поленницу. Похоже, приезжая быстро с ней расправится. Вот только… Дженн вдруг поняла, что в утреннем воздухе не ощущается запаха дыма.

Она прошла к двери прицепа, заглянула внутрь и сказала:

– Дрова у тебя так и летят, а?

Энни повернулась на ее голос от низенькой печки, перед которой стояла на коленях.

– Было бы неплохо, блин, – проворчала она. – Они не горят. Я просто пытаюсь найти проклятущее полено, которое загорелось бы.

– Странно, – сказала Дженн. – Должны были бы гореть нормально.

– «Должны были бы гореть» и «горят» – это две совершенно разные вещи. Если ты увидишь, что из прицепа повалил дым, то знай: он у меня из ноздрей.

– Хочешь, я посмотрю?

– Добро пожаловать. Если сможешь заставить это дерьмо гореть… Извини за резкость, но я просто в ярости.