Охрана власти в уголовном праве России (de lege lata и de lege ferenda)

         

Многие авторы без каких-либо оговорок относят к потерпевшим судей (некоторые, правда, говорят только о федеральных судьях, тем самым, надо полагать, исключают из их числа мировых судей; другие называют только «чинов высшей судебной власти»[81 - См.: Уголовное право. Особенная часть / отв. ред. И. Я. Козаченко, З. А. Незнамова, Г. П. Новоселов. М., 1998. С. 576.]). На наш взгляд, при признании судьи потерпевшим в преступлении, предусмотренном ст. 277 УК РФ, во-первых, надо иметь в виду, что Уголовный кодекс содержит специальную норму об ответственность за посягательство на его жизнь (ст. 295 УК РФ). Во-вторых, согласно п. 3 ст. 3 Закона РФ от 25 июня 1992 г. № 3132–1 «О статусе судей в Российской Федерации» судья не вправе «принадлежать к политическим партиям, материально поддерживать указанные партии и принимать участие в их политических акциях и иной политической деятельности»[82 - См.: Ведомости СНД и ВС РФ. 1992. № 30. Ст. 1792.]. Уголовный закон охраняет лишь деятельность, не противоречащую закону. Следовательно, судьи как таковые не могут признаваться потерпевшими в рассматриваемом преступлении, посягательство на их жизнь в зависимости от целей и мотивов деяния охватывается ст. 105 или 295 УК РФ. Государственной деятельностью занимаются лишь руководители высших судебных органов страны и судов субъектов Российской Федерации, в частности, определяя судебную политику, например, в сфере гражданского (арбитражного) или уголовного судопроизводства. Посягательство на их жизнь в связи с данной деятельностью подпадает под признаки преступления, предусмотренного ст. 277 УК РФ.

Противоречивые суждения высказаны в литературе относительно признания потерпевшим государственного или общественного деятеля зарубежных стран. Так, одни авторы утверждают, что «объектом рассматриваемого преступления может быть и жизнь иностранного государственного или общественного деятеля в связи с его государственной или общественной деятельностью, направленной на укрепление дружеских связей и отношений России с ее субъектами»[83 - Уголовное право. Особенная часть / отв. ред. И. Я. Козаченко, З. А. Незнамова, Г. П. Новоселов. С. 576.]. Другие, наоборот, полагают «… целесообразным включить в УК РФ специальную статью об ответственности за посягательство на жизнь государственного деятеля иностранного государства»[84 - Игнатов А. Н., Красиков Ю. А. Курс российского уголовного права. Т. 2: Особенная часть. С. 770.], тем самым считая, что указанная категория лиц не охраняется нормой, предусмотренной ст. 277 УК РФ.

По нашему же мнению, обе позиции необоснованны. Посягательство на жизнь иностранного государственного или общественного деятеля не затрагивает основы конституционного строя и безопасности Российской Федерации, а направлено на мир и безопасность человечества. Именно поэтому законодатель, во-первых, уже предусмотрел уголовную ответственность за нападение на представителя иностранного государства или сотрудника международной организации, пользующегося международной защитой (ст. 360 УК РФ), во-вторых, включил соответствующую норму в гл. 34 разд. XII «Преступления против мира и безопасности человечества» УК РФ. Авторами, предлагающими дополнить УК РФ соответствующей нормой, эти обстоятельства, к сожалению, не учитываются. Так, формулируя проект ст. 277


УК РФ, А. В. Седых указывает: «Убийство представителя иностранного государства, совершенное в целях прекращения его деятельности или осложнения международных отношений…»[85 - Седых А. В. Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля по уголовному управу Российской Федерации: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Казань, 2007. С. 6.]

Объективная сторона преступления характеризуется посягательством на жизнь государственного или общественного деятеля. Термин «посягательство» вместо веками устоявшегося понятия убийства впервые использовано в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 15 февраля 1962 г.[86 - См.: Ведомости Верховного Совета СССР. 1962. № 17. Ст. 177.], в соответствии с которым Уголовный кодекс РСФСР дополнен ст. 191


, предусматривающей ответственность за посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника в связи с их служебной или общественной деятельностью по охране общественного порядка[87 - См.: Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1962. № 29. Ст. 449.]. Такой шаг законодателя в теории уголовного права вызвал целую дискуссию, суть которой сводится к двум основным моментам: во-первых, что понимать под посягательством на жизнь; во-вторых, обоснованность применения самого термина. По этому поводу Я. М. Брайнин даже заметил: «Неопределенность термина “посягательство”… породила целую литературу… вопроса»[88 - Брайнин Я. М. Уголовный закон и его применение. М., 1967. С. 235.].

Одна группа ученых исходит из буквального значения слова «посягательство», означающего попытку (незаконную или осуждаемую) сделать что-нибудь, распорядиться чем-нибудь, получить что-нибудь[89 - См.: Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1995. С. 561.], делая на этом основании вывод о том, что закон под посягательством имеет в виду только покушение на убийство[90 - См.: Николаева З. А. Уголовно-правовая охрана жизни, здоровья, достоинства лиц, участвующих в охране общественного порядка: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Свердловск, 1986. С. 12–13.]. Например, Э. Ф. Побегайло высказал мнение, что «по своей юридической природе “посягательство на жизнь”… является покушением на убийство, выделенным законодателем в особый состав в целях общего предупреждения»[91 - Побегайло Э. Ф. Умышленные убийства и борьба с ними. Воронеж, 1965. С. 78.]. Аналогичную позицию занимал С. В. Бородин[92 - См.: Бородин С. В. Квалификация убийств по советскому уголовному праву. М., 1963. С. 51.]. А. А. Герцензон, наоборот, полагал, что рассматриваемое понятие в уголовном законе тождественно оконченному преступлению, а не покушению на преступление[93 - См.: Герцензон А. А. Понятие преступления. М., 1965. С. 54.]. Несколько неопределенно трактовал понятие посягательства О. Ф. Шишов. Он писал: «“Преступное посягательство” в ряде случаев может включать в себя и действие, и последствие преступного деяния, в ряде случаев – только действие… и, наконец, покушение на совершение того или иного преступления»[94 - Курс советского уголовного права: в 6 т. М., 1971. Т. IV. С. 267.].

Другая группа ученых, пытаясь обосновать отказ от привычного термина «убийство» и замены его термином «посягательство», считают, что законодатель имел в виду нечто большее, чем просто убийство или покушение на него. Например, П. Ф. Гришаев и М. П. Журавлев[95 - См.: Гришаев П. Ф., Журавлев М. П. Преступления против порядка управления. М., 1963. С. 30.], П. С. Елизаров[96 - См.: Елизаров П. С. Преступления против порядка управления. Киев, 1964. С. 29.], помимо указанного, включали в него причинение тяжких телесных повреждений, опасных для жизни; С. И. Дементьев[97 - См.: Дементьев С. Об ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции и народных дружинников // Соц. законность. 1963. № 4. С. 43.По сути, таким же образом трактовал рассматриваемое понятие Н. И. Ветров (см.: Ветров Н. И. Преступления против порядка управления. М., 1989. С. 20).] – причинение тяжкого телесного повреждения, повлекшего смерть потерпевшего. Г. Ф. Поленов писал: «Объективную сторону посягательства на жизнь… образуют как действия, которые привели к наступлению смерти… так и действия, которые обусловили возможность наступления смерти»[98 - Поленов Г. Ф. Ответственность за преступления против порядка управления. М., 1966. С. 40.]. Е. А. Сухарев даже высказал мнение, что посягательством на жизнь следует признавать насильственные действия, направленные на причинение любого вреда личности работника милиции или народного дружинника, если этим заведомо для виновного создается реальная возможность наступления смерти[99 - См.: Сухарев Е. А. Ответственность за преступления, посягающие на деятельность представителей власти и общественности: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 1964. С. 7.Схожую позицию занимали Е. А. Козельцев (см.: Козельцев Е. А. Преступления против деятельности работников милиции и народных дружинников по охране общественного порядка: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 1967. С. 12) и М. К. Аниянц (см.: Аниянц М. К. Ответственность за преступления против жизни. М., 1964. С. 103).]. Широкий разброс мнений о содержании термина «посягательство на жизнь», как отмечал П. П. Осипов, в немалой степени обусловлен тем, что авторы пытались определить его объем только исходя из характеристики объективной стороны преступления, без учета субъективных признаков[100 - См.: Курс советского уголовного права: в 5 т. Л., 1978. Т. 4. С. 463.На это же обстоятельство обращает внимание А. Ю. Кизилов. Он пишет: «…Чтобы сделать правильный вывод о направленности умысла… необходимо учитывать способ и орудие преступления, количество, характер и локализацию телесных повреждений. Так, выстрел в сотрудника правоохранительного органа или военнослужащего, нанесение удара топором, использование автомобилей и различных механизмов для лишения жизни… независимо от наступления последствий свидетельствуют о направленности действий на лишение жизни» (Кизилов А. Ю. Уголовно-правовая охрана управленческой деятельности представителей власти. С. 74).].

Определенную ясность в трактовку термина «посягательство на жизнь» внес Пленум Верховного Суда СССР, который в постановлении от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по применению законодательства об ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции и народных дружинников» разъяснил, что «под посягательством на жизнь надлежит рассматривать убийство или покушение на убийство работника милиции или народного дружинника в связи с их деятельностью по охране общественного порядка» (п. 4)[101 - См.: Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР. 1924–1986. М., 1987. С. 686.]. Свою позицию по этому вопросу Пленум Верховного Суда СССР подтвердил в постановлении от 22 сентября 1989 г. «О применении судами законодательства об ответственности за посягательства на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников, а также военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка», разъяснив, что «под посягательством на жизнь надлежит рассматривать убийство или покушение на убийство работника милиции или народного дружинника в связи с их деятельностью по охране общественного порядка. Такие действия, независимо от наступления преступного результата, следует квалифицировать как оконченное преступление…»[102 - Сборник действующих постановлений Пленумов Верховных Судов СССР, РСФСР и Российской Федерации по уголовным делам. М., 1999. С. 465.]. Аналогичным образом рассматриваемое понятие разъяснялось в постановлении Пленума Верховного Суда РСФСР от 24 сентября 1991 г. «О судебной практике по делам о посягательстве на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников и военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка»[103 - См.: Там же. С. 473.]. Такая трактовка посягательства на жизнь в целом была воспринята в теории уголовного права и практике применения судами ст. 277, 295 и 317 УК РФ[104 - Подобным образом сформулированы аналогичные нормы в уголовном законодательстве ряда зарубежных стран, например, в ст. 379 УК Украины (см. об этом подробно: Агузаров Т. К. Уголовно-правовое обеспечение функционирования государственной власти: сравнительно-правовое исследование. Владикавказ, 2010).].

Однако некоторые криминалисты и в настоящее время высказывают мнения, существовавшие до указанных разъяснений. Так, В. Мальцев полагает, что «под посягательством на жизнь и здоровье подразумевается главным образом угроза убийством, насилием, уничтожением или повреждением имущества»[105 - Мальцев В. Уголовно-правовая охрана должностных лиц и граждан в связи со служебной или общественной деятельностью // Законность. 1996. № 1. С. 11.], т. е. угроза убийством отождествляется автором с посягательством на жизнь.

Двойственную позицию в трактовке анализируемого понятия занимает Е. И. Климкина. Она считает, что его содержание надо устанавливать исходя из сущности преступления: в ст. 295 УК РФ его следует определять только как убийство или покушение на убийство, а в ст. 277 УК РФ – как «убийство, покушение на убийство, а равно иные умышленные насильственные действия, заведомо создающие для виновного реальную возможность наступления смертельного результата»[106 - Климкина Е. И. Понятие посягательства в уголовном праве // Уголовно-правовая охрана личности и ее оптимизация. Саратов, 2003. С. 197.]. Такое различное толкование одного и того же уголовно-правового признака недопустимо, оно не способствует единообразию судебной практики.

В связи с тем, что понимание термина «посягательство на жизнь» как убийства или покушения на убийство является ныне господствующим в теории уголовного права, практическое значение приобретает вопрос об уголовно-правовой оценке приготовления к убийству государственного или общественного деятеля. Преступление, предусмотренное ст. 277 УК РФ, относится к категории особо тяжких, поэтому приготовление к нему является уголовно наказуемым. И коль скоро оно не охватывается понятием посягательства на жизнь, то естественной представляется его квалификация как приготовление к убийству лиц, названных в ст. 277 УК РФ. Однако возникает вопрос о том, надлежит ли такое деяние квалифицировать как приготовление к убийству, предусмотренному п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ, или к преступлению, предусмотренному ст. 277 УК РФ. При решении вопроса необходимо дать надлежащую оценку субъективной окраске приготовительных действий. Если виновный осознает указанный в законе статус потерпевшего и при этом преследует цель прекратить государственную или иную политическую деятельность потерпевшего или руководствуется мотивом мести за такую деятельность, то его подготовительные действия охватываются ч. 1 ст. 30 и ст. 277 УК РФ. В частности, такую оценку получили действия Г., организовавшего приготовление посягательства на жизнь депутата Государственной Думы М.[107 - БВС РФ. 2008. № 6.]

Анализируя объективную сторону рассматриваемого преступления, нельзя оставить без внимания вопрос о форме деяния; он имеет принципиальное значение не только для теории уголовного права, но и для судебной практики. В науке уголовного права нет единой точки зрения по этому поводу. Одни авторы считают возможным совершение посягательства только путем действия, другие, хотя и с оговорками, допускают и бездействие[108 - См., например: Кизилов А. Ю. Уголовно-правовая охрана управленческой деятельности представителей власти. С. 74.].

Деяние выступает родовым понятием по отношению к действию и бездействию. Однако понятие «посягательство» по объему не совпадает с понятием деяния, оно у?же последнего и предполагает агрессивное поведение, направленное на причинение смерти потерпевшему[109 - См.: Курбанов М. М. Уголовно-правовая охрана субъектов уголовного процесса. С. 95.]. На активный характер посягательства указывали еще дореволюционные юристы. Например, Н. С. Таганцев признавал его нападением[110 - См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая: в 2 т. Т. 1. С. 199.Также раскрывается его форма в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 сентября 2012 г. № 19 «О применении судами законодательства о необходимой обороне и причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление» // БВС РФ. 2012. № 11.].

С известной долей условности можно сказать, что посягательство синонимично нападению, поэтому с объективной стороны преступление, предусмотренное ст. 277 УК РФ, может быть совершено только посредством насильственных действий, но не путем бездействия или психического воздействия на потерпевшего[111 - А. И. Санталов вообще отождествлял эти понятия (см.: Санталов А. И. Грабеж и разбой. Вопросы квалификации // Криминологические и уголовно-правовые проблемы борьбы с насильственной преступностью. Л., 1988. С. 150).]. Правда, само понятие насилия не следует толковать чрезмерно узко и ограничивать его лишь действиями, влекущими смерть в результате механических повреждений организма потерпевшего. В этом плане важным представляется разъяснение Пленума Верховного Суда РФ, данное в постановлении от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»: «В случаях, когда в целях хищения чужого имущества в организм потерпевшего против его воли или путем обмана введено опасное для жизни или здоровья сильнодействующее, ядовитое или одурманивающее вещество с целью приведения потерпевшего в беспомощное состояние, содеянное должно квалифицироваться как разбой»[112 - БВС РФ. 2003. № 2.]. Точно так же следует расценивать как посягательство на жизнь насильственное или путем обмана введение в организм потерпевшего смертельно опасного количества наркотических средств, психотропных, сильнодействующих или ядовитых веществ с целью причинить смерть.

Сказанное обусловливает необходимость хотя бы коротко остановиться на проблеме способа совершения преступления[113 - В общетеоретическом плане проблема определения способа совершения преступления относится к числу дискуссионных (см.: Жордания И. Ш. Структура и правовое значение способа совершения преступления. Тбилиси, 1977; Зуйков Г. Г. Криминалистическое учение о способе совершения преступления: дис. … д-ра юрид. наук. М., 1970; Ковалев М. И. Проблемы учения об объективной стороне состава преступления. Красноярск, 1991; Кудрявцев В. Н. Способ совершения преступления и его уголовно-правовое значение // Сов. государство и право. 1957. № 8; Панов Н. И. Основные проблемы способа совершения преступления в советском уголовном праве: дис. … д-ра юрид. наук. Харьков, 1987; Пионтковский А. А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. М., 1961; Пономарева Н. П. Уголовно-правовое значение способа совершения преступления: дис. … канд. юрид. наук. М., 1970; Фомичева М. А. Угроза как способ совершения преступления: основания криминализации, виды и характеристика. Владимир, 2007; Шкеле М. В. Способ совершения преступления и его уголовно-правовое значение: дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2001; Яцеленко Б. В. Уголовно-правовое значение способа совершения преступления: дис. … канд. юрид. наук. М., 1983; и др.]. По нашему мнению, под ним можно понимать признак объективной стороны преступления, характеризующий прием или комплекс приемов, обеспечивающих исполнение основного общественно опасного деяния[114 - В этом случае способом совершения преступления может выступать и так называемое дополнительное деяние, или деяние вспомогательного характера, которое является служебным по отношению к основному деянию и состоит в умышленном использовании виновным дополнительных факторов, облегчающих совершение преступления (см. об этом подробно: Кругликов Л. Л. Способ совершения преступления (вопросы теории): автореф. дис. … канд. юрид. наук. Свердловск, 1971. С. 6).]. Способ характеризует механизм причинения вреда объекту преступления, качественное своеобразие преступного действия, операциональные особенности[115 - Известный психолог А. Н. Леонтьев пишет, что «помимо своего интенциального аспекта (что должно быть достигнуто) действие имеет и свой операционный аспект (как, каким способом это может быть достигнуто), который определяется не самой по себе целью, а объективно-предметными условиями ее достижения» (Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1977. С. 107).]. Его содержание связано со всеми другими признаками состава преступления.

Характер деяния в первую очередь определяется объектом преступления. «… Подверженность тем или иным внешним воздействиям обусловлена внутренней природой того, на что оказывается воздействие, а также предметом преступления…»[116 - Бойцов А.