Спасти Золотого Дракона

         
Спасти Золотого Дракона. Классическое фэнтези о любви и приключениях
Анастасия Енодина


Лайгон – своенравный молодой маг, который оказался выброшенным в чужой мир. Он привык быть один, но в одиночку ему не выжить. Он ненавидит людей, но не может противостоять доброте и обаянию спасшей его девушки. Он не верит в любовь, но обретает её в этом мире. Он не верит в дружбу, но ему предстоит нажить друзей. Он не привык жертвовать собой, но ему предлагается спасти Золотого Дракона. Он хочет мести и власти, но окажутся ли они нужны ему в конце этого пути?





Спасти Золотого Дракона

Классическое фэнтези о любви и приключениях



Анастасия Енодина



© Анастасия Енодина, 2018



ISBN 978-5-4490-4481-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




АННОТАЦИЯ


Лайгон – своенравный молодой маг, которого желание вырваться из своего мира привело к тому, что он оказался выброшенным в чужой мир без возможности использовать свои магические способности. Он привык быть один, но в одиночку ему не разобраться, как вернуть себе утраченные силы и покинуть здешние неприветливо встретившие его земли. Он ненавидит людей, но не может противостоять доброте спасшей его девушки. Он не верит в любовь, но ему предстоит обрести её. Он не верит в дружбу, но ему предстоит нажить друзей. Он не привык жертвовать собой, но ему предлагается Спасти Золотого Дракона. Он хочет мести и власти, но окажутся ли они нужны ему в конце этого пути?




ПРОЛОГ


Он забыл, что он добродушный, милый и умный мужчина, которому не важно, кто и что о нём думает, и который имеет насчёт всего своё мнение. Уже не помнил, кто он и каким был совсем недавно.

Он забыл, что умел замечать то, что не могли видеть другие, и больше не смотрел в ночное небо, не встречал рассветы, глядя на горы и мечтая побывать там.

Он забыл, как мог улыбаться. Искренне, обворожительно, беззаботно и солнечно, словно он был самым счастливым валинкарцем на свете и желал поделиться своим настроением с близкими. Теперь близких не осталось, а улыбка появлялась на его лице чаще, чем прежде, но была совершенно иной: ехидная, злая, мстительная и ядовитая, иногда презрительная, которой он щедро одаривал всех прочих валинкарцев.

Он забыл, что когда-то для него не было никого дороже семьи. Что все они, хоть и не всегда понимали его, но были рядом. И то, что его предал один человек, почему-то приравнивалось в сознании мага к тому, что его предали все.

Он забыл многое.

Зато научился быть один. Привык к одиночеству, когда никто не спросит не то, чтобы что-то лишнее, а вообще никто ничего не спросит. Это нравилось ему. Он даже поражался тому, как не додумался вести такую жизнь раньше. Не пришлось бы столько времени изображать из себя достойного валинкарца, который идёт рука об руку со своим народом.

Он научился врать. Это и раньше он умел делать, но не так, как теперь. Он полюбил ложь. Он научился врать с удовольствием, получая наслаждение от того, что собеседник в замешательстве и не знает, где граница правды и ищет подсказки в светло-зелёных глазах и коварной ухмылке, но не находит, потому что глаза его больше не отражают истинных чувств.

Он научился владеть магическими силами. Он мог быть равным любому валинкарцу в бою, не используя оружия и повергая противника в ужас своими навыками. Мог, но не делал этого. Потому что научился ждать. И ждал подходящего момента, когда можно будет предстать во всей красе, эффектно, красиво, величественно ввергнуть всех в оцепенение.

И, самое главное, он научился презирать и ненавидеть. Эти два чувства не казались ему плохими и разъедающими душу. Он упивался ими, смакуя каждую маленькую победу, ловя каждый отблеск страдания в глазах недругов и не упуская момента эти страдания преумножить. Ненависть – та самая сила, что помогла ему открыть в себе невероятные магические способности, которые, казалось, невозможно разбудить ничем. Сколько он ни пытался прежде отыскать в себе эти силы и подчинить их себе – ничего не выходило, и он было усомнился, что в нём дремлет великий маг.




ГЛАВА 1. ПРЕДЫСТОРИЯ


Да будет известно каждому, что существуют мириады миров и вселенных. К сожалению или к счастью, большинство из них не имеют друг к другу ни малейшего отношения, но порой встречаются и такие, которые враждуют друг с другом или же заключают временные перемирия. Такое случается нечасто и забывается через несколько тысяч лет, становясь легендой. А где легенда, там обязательно витает призрачный дух тайны. Призрачный и зачастую обманчивый, ведь чаще всего тайна – не более, чем забытая страница истории… впрочем, этот факт никогда не портит упоительного поиска истины.

***

Мужчина производил обманчивое впечатление старика. Волосы, аккуратные усы и борода его давно стали седыми, но он был полон жизненных и магических сил, и жизненный путь его обещал быть ещё долгим. Его звали Мэггон, и он являлся мудрым правителем одного из миров. Мир этот не был столь уж велик, можно даже сказать, что он был даже мал и негусто населён, так что и неудивительно, что слышали о нём далеко не многие. Носил этот малоизвестный мир название Валинкар и представлял собой огромный сияющий город с прилегающими к нему лесами и полями, расположенный на плоской, но необычайно красивой планете, покрытой густой растительностью, пышно цветущими садами, кристально чистыми озёрами и живописными горами, окаймляющими эту планету. Если быть точным, то Валинкар никогда не являлся творением исключительно природным: своей необычной формой планета была обязана искусственному происхождению, однако к истории, которая будет поведана, эти факты не имеют никакого отношения и потому ими можно пренебречь.

Зато другим фактом пренебрегать не стоит: жители Валинкара обладали такой продолжительностью жизни, что по человеческим меркам эта продолжительность была равна бессмертию. За это, а так же за некоторые магические способности и артефакты, в других мирах их зачастую называли богами, хотя ничего божественного в жителях этого мира не было: они никому не покровительствовали, не нуждались в поклонении, не повелевали никакими стихиями и вообще выходили за грани своего мира исключительно ради интереса. Да и магическими способностями они обладали весьма посредственными, за исключением Мэггона, который действительно мог многое, за что и был признан правителем много столетий назад. Магия же простых жителей в основном была направлена на упрощение собственного быта и на вылазки в другие миры и планеты, которым, впрочем, жители Валинкара являли себя достаточно редко. «Редко» по человеческим меркам, ведь стоит ориентироваться именно на мерки людей, поскольку если какие миры валинкарцы и посещали, то это были именно человеческие миры. Люди издревле интересовали их, поскольку очень уж были похожи на жителей Валинкара внешне, но жили какой-то другой жизнью, более короткой, более эмоциональной и более любопытной. Но все эти посещения иных миров валинкарцами были давно, и вообще вряд ли бы представляли интерес сейчас, но именно с одного из них и началась одна весьма любопытная история.

Итак, ещё несколько десятилетий назад валинкарцы частенько наведывались в человеческие миры, но позже случился один случай, после которого было принято решение о запрете на посещения иных цивилизаций. Этот случай и послужил началом многих неприятностей мирного Валинкара.

У всех есть тайны, разница лишь в их масштабе и последствиях. У Мэггона тоже была своя тайна, не такая уж и страшная, как ему когда-то казалось и не такая уж и значимая, как ему, опять же, когда-то казалось. Просто у него был сын в мире людей: довольно-таки нередкое явление по меркам жизни богов, но редкое по меркам недолгого человеческого века. И всё бы ничего, но родился этот полубог, если всё-таки считать валинкарцев богами, за два года до полного самоуничтожения своей родной планеты.

Жители Валинкара давно привыкли к тому, что такое иногда случается, и могли узнавать о подобных случаях заранее. Погибающие планеты внимательные валинкарцы могли разглядеть заранее, в то время, как населяющие их народы ещё не догадывались о предстоящей катастрофе. Да, те, кого люди порой принимали за богов, могли знать заранее, но не могли помочь. Вернее, мысли о помощи никогда и не приходили никому из них в голову, ведь всем известно, что иногда планеты гибнут, и незаконно рожденные полубоги вместе с ними. Так устроена Вселенная, и в этом не было ничего столь уж печального для валинкарцев, поскольку они зачастую и не знали о существовании своих детей в других мирах, и уж тем более не отслеживали их судьбы и никак не вмешивались в их жизни. Но всегда есть исключения. Этим исключением стал Лайгон, сын Мэггона. Но не стоит заблуждаться на счёт правителя Валинкара и думать, что он вообще вспомнил бы о сыне, если бы не стечение обстоятельств.

В этом ребёнке не было ничего столь уж особенного, и своим спасением с умирающей планеты он был обязан исключительно неожиданно нахлынувшей на Мэггона сентиментальности. Вечно спокойный, рассудительный, справедливый и чтящий традиции и законы своего народа владыка Валинкара в тот роковой… или судьбоносный момент был очень счастлив. И это счастье на время затмило его рассудительность и приверженность традициям. Причиной столь ярких эмоций, не свойственных его народу, стало то, что за несколько часов до уничтожения мира, в котором предстояло погибнуть Лайгону, в Валинкаре на свет появилась двойня: Лаивсена и Феронд, чистокровные валинкарцы, дети Мэггона. Это были его первенцы, если не считать того внебрачного сына из человеческого мира, которого но ни разу не видел. Но теперь он воочию видел малышей, и эти трогательные маленькие создания произвели на владыку такое сильное впечатление, что он тут же вспомнил о сыне, о существовании которого, как ни странно, знал, но прежде не придавал этому значения. Будучи могущественным магом, он прекрасно видел, что тот далёкий мир людей разрушается, и потому тотчас отправился туда, боясь опоздать.

Он оказался в до неузнаваемо изуродованном месте, которое некогда было цветущим садом и куда он изредка отправлялся на прогулки с целью отдохнуть от тягот правления своим миром. Сейчас было не до отдыха: по переломанным деревьям и выжженной траве он мчался к дому женщины, чьё имя уже не помнил и не чувствовал себя виноватым за это – она прекрасно знала кто он и что он навсегда исчезнет.

Мэггон нашёл её без труда, но не без помощи магии. Женщина сидела у детской кроватки и смотрела в разбитое окно, за которым царила суматоха и хаос. Она не испугалась, увидев гостя, и даже не удивилась, услышав его слова, сказанные без приветствий и прелюдий:

– Вы должны отправиться со мной в Валинкар. Этот мир уже не спасти, – сказал он, заворожено глядя на безмятежно спящего ребёнка и представляя, что его дети через пару лет станут такими же.

– Ты можешь забрать сына и уходить с ним, – без обиняков ответила женщина. – Мне нет места в твоём мире, и тебе это известно.

Да, это ему было прекрасно известно, но сейчас, под действиям сильных, доселе не испытываемых эмоций, он не хотел оставлять её в этом умирающем мире. Её, подарившую ему сына, пусть и полукровку.

– Послушай, – предпринял он ещё одну попытку, – у меня есть супруга, но ей прекрасно известно о существовании тебя в моём прошлом. Она не будет против, если вы с Лайгоном останетесь жить во дворце. Человеческая жизнь коротка, этот срок покажется жителям Валинкара мгновением…

– Мне нет места в твоём мире, – сухо повторила женщина, прямо посмотрел в глаза Мэггону. – Ты должен забрать сына, позаботиться о нём, рассказать ему обо мне и об этом погибшем мире. А теперь уходи, потому что тут становится трудно дышать, и это плохо для малыша.

Планета сотрясалась. Никто, кроме Мэггона не знал, что это происходит от того, что она сжимается. Люди слишком многое вытащили из-под земли на поверхность, и теперь кипящая магма грозила поглотить всё. Местами почва уже ввалилась, но до места, где сейчас стоял Мэггон и женщина, вручающая ему ребёнка, это ещё было очень далеко.



***

Прошло тридцать восемь лет.

Мэггон ничуть не изменился, совершенно не постарев. Даже сотни лет для таких, как он – пустяк, редко отмечающийся новыми морщинками, что уж говорить о жалких десятилетиях, которые на этой спокойной планете могли вообще не ознаменоваться никакими запоминающимися событиями. Владыка по-прежнему казался старым, но не более, чем в те давние дни, когда последний раз посетил мир людей и когда принял безапелляционное решение о прекращении странствий и любых посещений в другие миры. Он не хотел искушать других валинкарцев, которые могли, так же, как и он, однажды не устоять перед желанием спасти кого-то. Это грозило различного рода неприятностями, как казалось ему тогда, но впоследствии он понял, что даже примерно не представлял, сколько проблем ему принесёт один спасённый им получеловек.

Сейчас Мэггон, как и обычно, восседал на своём троне, обдумывая что-то своё. Не из тщеславия он любил сидеть именно тут, в тронном зале, а просто здесь, в этом просторном помещении, где легко дышалось и думалось, всегда было спокойно и тихо, а трон, созданный специально для своего хозяина в одном далёком мире искусным мастером, был выполнен из особых пород деревьев, чья энергетика наиболее подходила, по мнению этих мастеров, именно Мэггону, и потому не было во всём Валинкаре удобней места для раздумий, чем тронный зал. Вообще, до этого года трон на протяжении всей истории Валинкара был единственной вещью, принесённой с другого мира.

Этот день не сулил ничего плохого или опасного, хотя, даже если бы и сулил, Мэггон бы не смог понять или ощутить это: несмотря на магические способности, природного чутья и интуиции у него не было ни на грош. Он давно уже мог бы заметить назревающий конфликт, но не заметил, поскольку совершенно недооценивал масштабов проблемы и не искал её первопричин. Сейчас сидящий на троне седой мужчина мог показаться мудрым, и он действительно был таковым, однако мудрость его распространялась на правление своим народом и совершенно не касалась межличностных отношений.

Тяжёлые кованые двери в зал распахнулись, выводя владыку из задумчивости и заставляя взглянуть на вошедшего. Им был Лайгон, так ничего и не подозревавший о своём происхождении, окружённый заботой и любовью отца, брата, сестры и приёмной матери, которая не делала различий между ним и родными детьми. И всё-таки какое-то чутьё мешало этому стройному черноволосому мужчине, который выглядел гораздо моложе своих лет, как и полагается полубогу, замершему в своей молодости на долгие тысячелетия, наслаждаться жизнью. Словно чувствуя, что он не такой, как другие валинкарцы, он был одинок и замкнут, хоть его сестра и брат постоянно пытались расшевелить его и принять в компанию своих друзей. Но Лайгон был слишком вспыльчив, обидчив и болезненно воспринимал свои неудачи, которых было много, поскольку он всё же был слабее остальных. И если прежде он ещё как-то находил общий язык с окружающим миром, то в последнее время Валинкар осточертел ему, и этому изрядно поспособствовал Феронд – младший брат, ставший невыносимым. Лайгон и до этого не любил компании, а теперь и вовсе старался избегать общения с кем-либо. Было ли так всегда или стало совсем недавно, Мэггон не мог бы ответить. Он лишь заметил, что в последнее время всё дошло до того, что только Лаивсена могла добиться от Лайгона хоть какого-то содержательного разговора, не рискуя при этом быть задетой или высмеянной им. Мэггон стал замечать это совсем недавно и потому много думал об этом, но никак не мог понять, что мешает его старшему сыну прижиться в Валинкаре, где никто, кроме самого Мэггона и его супруги Элары не знал правды о нём. Элара списывала всё на менталитет людей, которых валинкарцам при всём желании никогда не понять и к которым в некоторой степени относился Лайгон. Владыке было прекрасно известно о склонности людей к депрессиям, злобе и ожесточённости, излишней эмоциональности и мнительности, но ему всегда казалось, что это всё результат каких-то событий их жизни, а не простая данность. У Лайгона этот набор неприятных качеств тоже не был простой данностью, но Мэггон и представить себе не мог, насколько простая и одновременно сложная причина у всего этого. Он очень плохо знал людей и слишком легкомысленно относился к тому, что его старший сын всегда отличался от других.

Мысли владыки часто выстраивались в замысловатые цепочки и уводили его далеко от реальности. Вот и сейчас, за то недолгое время, что потребовалось Лайгону на преодоление расстояния от дверей до трона, Мэггон успел подумать о многом. Он подождал, пока молодой человек приблизится. Все его движения и быстрые шаги говорили о том, что он снова чем-то не доволен. Мэггон замечал, что сыновья с недавнего времени постоянно соперничали, но Лаивсена, как любящая сестра, всегда находила дипломатический подход к решению проблем. Однако проблем от этого меньше не становилось, тем более, что Лайгон увлёкся магией.

Мэггон отлично знал, что полукровки – это всегда опасность. Смешение кровей даёт подчас самые неожиданные эффекты. Лайгон уступал в силе даже самому хилому валинкарцу, зато магией владел едва ли не лучше самых сильных магов. И это при том, что свою страсть к магии Лайгон старался скрывать, пытаясь заставить всех окружающих поверить в то, что он так же силён, как они. Совершенно естественно силён, безо всяких магических подпиток. Но Мэггон отлично всё видел, хоть и не придавал должного значения происходящему, занимаясь решением своих задач.

Лайгон остановился около трона и елейным голосом обратился к владыке:

– Объясни мне, отец, в чём причина того, что все вокруг считают, будто наследный принц – Феронд. Я, кажется, старше его на два года.

Владыка ответил далеко не сразу. В его памяти всплыли воспоминания, которые всегда всплывали, стоило Лайгону спросить о чём-то подобном. Нынче было не самое подходящее время для разговора по душам. Мэггон не ведал этого, но разговор отсрочить пытался. Феронд был образцовым валинкарцем, тем, какого можно было оставить во главе народа после себя и быть уверенным, что он всё сделает правильно, будет любим и почитаем своими сородичами, а впоследствии обзаведётся достойной семьёй и наследниками. Да, в младшем сыне Мэггон был уверен. Пожалуй, Феронду не хватало лишь магических сил, но владыка полагал, что это дело времени. Сам он не помнил себя в таком возрасте за столь долгую жизнь и предполагал, что в те давние дни и сам мало, что мог, в отличии от стоящего сейчас перед ним молодого мужчины, который прожив столь мало успел многому научиться. Что отвечать ему, Мэггон в любом случае не знал.

Кроме того, сам он вовсе не был бы против кандидатуры Лайгона, если б он хоть немного ладил с валинкарцами.

– Я ещё намереваюсь прожить не одну тысячу лет, – решил отсрочить внятный ответ Мэггон. – Правитель – я, и не стоит делить мой трон раньше времени. Так что, что бы ни говорило население Валинкара, сейчас это не имеет никакого значения.

– А для меня имеет! – повысил голос Лайгон.

Было трудно отрицать, что за последние месяцы он стал более агрессивен, хоть и старался скрыть это. Мэггон видел, как внутри этого полубога закипала ярость, как магическая энергия становилась практически осязаемой вокруг него в такие минуты. Это начинало всерьёз беспокоить владыку: ни у кого, кроме него самого, не было столь уж развитых магических способностей и что ожидать от полукровки, он не знал.