Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»
Братья Швальнеры


Почти каждый из вас хотя бы раз в жизни смотрел фильм Э. Рота «Хостел». И лишь немногие знают, что в основе фильма лежат реальные события! Они происходили на территории Сербии в начале XXI века – туда привозили похищенных во всем мире людей, чтобы сильные мира сего имели возможность претворить в жизнь свои самые жестокие и извращенные фантазии. История героини, служившей «приманкой» для будущих жертв, ее личная трагедия и трагедия этой страны – в новом романе братьев Швальнеров.




Ольге Углицкой с благодарностью за вдохновение посвящаем



Пролог.



Twitter.com, публикация пользователя @director_roth от 15 августа 2013 года:

«О чем будет новый фильм? Это действительно интересно. В моем распоряжении оказались сведения о том, что на территории одной из восточноевропейских республик, посещаемых ежегодно сотнями тысяч туристов, творится нечто ужасное. Там похищают людей – представителей разных национальностей, – которых потом пытают и убивают только по одной причине: по национальной принадлежности. Заказчиками этих убийств являются олигархи всего мира. Скажем, какому-то богатею вдруг захотелось лишить жизни словака, потому что тот некогда обидел его родителей. Он платит огромные деньги организаторам синдиката, которые похищают приехавшего в страну незадачливого туриста и отдают его в руки палача… О чем здесь можно и нужно сказать? Да о многом – начиная с механизма работы спрута и заканчивая тем, что власть денег в современном мире перегибает палку, посягая уже не на вершину человеческой власти над человеком, но заявляя о власти Божьей. Возможно ли за деньги купить права, принадлежащие Создателю? Как Вы считаете?»

О начале съемок Рот объявил через неделю после твита, вызвавшего бурю негодования среди журналистов и читателей. Съемки должны будут проходить не в США, а в Европе, и потому накануне вылета съемочной группы было решено провести пресс-конференцию автора фильма на Юниверсал.

В назначенный день, несмотря на непогоду – дождь лил всю ночь и все утро и превратил улицы Лос-Анджелеса в речные направления, – человек 100 журналистов столпились в конференц-холле Юниверсал Сити, где с минуты на минуту с нетерпением ждали появления самого режиссера. Он застрял в пробке и немного опаздывал – хотя пишущая братия думала, что это лишь его тактический ход: заставить акул пера испытывать томительное ожидание наедине со своими вопросами и домыслами.

Пит Брейгель, заглянув в зал и увидев количество собравшихся, нетерпеливо набрал на телефоне номер Рота.

–Где ты, черт тебя дери?

–Перекрыли 47-ю авеню – там ветром ночью свалило два дерева, – так что пришлось ехать в окружную. Немного застрял. Думаю, это минут на 10, не более.

–Поторопись, они все собрались.

–Много?

–Больше, чем ты думаешь.

–Это же здорово, Пит, расслабься.

–Мне-то что? Отвечать на вопросы предстоит тебе.

–Поверь мне, я найду нужные слова. А ты как продюсер должен радоваться – мы еще к съемкам не приступили, а уже такой ажиотаж.

–Как продюсер я знаю, что важно не столько заявить о себе, сколько оправдать потом ожидания. Жду.

Элай Рот приехал спустя 15 минут и сразу поднялся в конференц-холл. Журналисты сходу начали заваливать его вопросами – не столько о фильме, сколько о твите.

–Скажите, Вы планируете снимать фильм об убийствах на территории Балканского полуострова?

–Точнее, Чехии.

–Не будут ли власти страны против изображения их государства в столь неприглядном свете от режиссера-американца?

–Думаю, мы урегулируем наши разногласия. Ни для кого не секрет, что преступность существует всюду. По всему миру похищают и убивают людей – и далеко не сам этот факт характеризует власти государства и само государство как плохое или хорошее. Другое дело, что с этими маргиналами необходимо бороться, что и делают государственные юрисдикционные органы как США, так и Чехии. А поскольку наш фильм, по старой голливудской традиции, будет с хэппи-эндом, то и переживать о падении престижа Чехии в результате премьеры, я думаю, не следует.

–В своем аккаунте в «Твиттере» Вы написали, что получили некую правдивую информацию о том, что в одной из восточноевропейских республик похищают, пытают и убивают людей на заказ, только ввиду их национальной принадлежности.

–Да, это так.

–А откуда у Вас такая информация?

–Из закрытых пока источников в правоохранительных органах, в том числе и международных.

–Интерпол?

–Если угодно.

–Если Вы обладаете такой информацией и ею обладает сам Интерпол, то почему они не пресекут деятельность этого мафиозного синдиката?

–Полагаю, вопрос не ко мне. Да и потом – если в СМИ эта новость не приобрела широкого резонанса, это вовсе не означает, что работа организации не пресечена. Но даже если так – фильм будет призван привлечь общественное внимание к данной проблеме и, по мере сил, прекратить нарушение прав человека.

–Как Вы полагаете, что движет людьми, которые выбирают в качестве времяпрепровождения столь кровавые развлечения?

–Сложно сказать, но я думаю, что капитал во все времена порождал чувства безнаказанности и вседозволенности. Еще Карл Маркс говорил о том, что в основе любого крупного состояния лежит преступление. Ему же вторил Бальзак. Человек, совершивший преступление единожды и не привлеченный к ответственности, а лишь обогатившийся в результате этого, будет совершать преступления снова и снова. И всякий раз их масштаб и опасность для общества будут только возрастать.

–Не считаете ли Вы, что фильмом оскорбите даже не правительство, а самих граждан Чехии?

–Я не утверждаю, что это делают граждане Чехии. Олигархи всего мира прибегают к столь грязным развлечениям, купаясь в ничем не ограниченной роскоши. Мы с Вами живем в цивилизованном мире, где богатство, возможно, и дает власть над людьми, но не позволяет попирать общечеловеческие ценности. В этом, а вернее, в желании прекратить это – центральный смысл фильма.

–Раскройте чуть детальнее сюжет?

–Двое американских студентов и затесавшийся с ними исландец путешествуют во время каникул по Европе. В Амстердаме они встречают русского, который, видя их тягу к сексуальным экспериментам, рекомендует им отправиться в одну из республик на постсовестком пространстве, где низкий уровень жизни населения делает женскую его половину чрезвычайно доступной. В поисках приключений наши герои отправляются в Чехию, где и попадают – не без участия оных жриц любви – в лапы того самого синдиката.

–Но конец у фильма будет все же позитивный?

–Насколько это возможно по описанному мной сюжету.

Смех в аудитории.

–А Интерпол не будет против огласки тех секретов, что оказались в Вашем распоряжении?

–Свобода слова – есть величайшее достижение демократии. Среди прочего, она заключается в отсутствии необходимости спрашивать у кого бы то ни было разрешения вообще, и у правоохранительных органов в частности, особенно, когда речь идет о жизнях многих людей.

–Где будут проходить съемки? В каких интерьерах?

–Максимально приближенных к действительности. В частности, закрытый блок спецпсихбольницы, где содержались особо буйные больные, изолированный вот уже лет 50 как, будет одним из мест действия.

–Там все и происходило?

–Да.

–Существует поверье, что в таких местах небезопасно кармически да и физически появляться в ближайшее время после того, как подобный ужас там происходил. Вы не суеверный человек?

–Может быть, но призраки не входят в число суеверий, которые меня преследуют. Есть множество других – начиная от черных кошек и заканчивая подъемом с правой ноги каждое утро.

Снова смех.

–Сколько времени Вы планируете посвятить съемкам?

–Больше времени ушло на подготовку и пробы в Америке. Думаю, что весь материал отснимем максимум за месяц.

–Когда Вы вылетаете? Группа летит с Вами?

–Да, это произойдет сразу после того, как Вы отпустите меня, господа журналисты.

–Почему, если съемки будут проходить в Чехии, Ваш билет заказан на Сараево?

–Вы задаете вопросы, не относящиеся к фильму. Благодарю Вас, пресс-конференция окончена…

–Последний вопрос. Каково рабочее название фильма?

–«Хостел».

–Но почему «Хостел»?

–Могут быть у режиссера профессиональные тайны? Не загоняйте меня в угол, господа, Вы снижаете рейтинг фильма в глазах будущих зрителей.

В аэропорту вся съемочная группа была спустя час. Впритык успев на регистрацию, наскоро попрощавшись с женами и детьми, сотрудники Юниверсала и актеры заняли места в зафрахтованном самолете, который вылетел без задержки – в 17.40.

Вечером в аэропорту Сараево их встретили, как и договаривались, люди Драгана. Сам он не приехал – было поздно, да и работы сегодня никакой не намечалось. Планировалось разместиться в отеле и отдохнуть, чтобы утром с места в карьер приступить к работе.

Около 11 часов несколько черных мерседесов и один матовый микроавтобус той же фирмы были у ворот гостиницы. Драган вышел из машины, чтобы поприветствовать американских коллег.

–Рад видеть вас на сербской земле, дамы и господа, – он протянул руку Элаю. Они тепло поздоровались.

–Когда в последний раз сербы говорили это американцам? – горько пошутил Дерек Ричардсон, исполнитель одной из главных ролей.

–Кто старое помянет, тому глаз вон, – отмахнулся Драган и жестом пригласил гостей усаживаться по машинам. Они с Ротом ехали вместе.

–Послушай, – спросил Драган, когда они остались в машине вдвоем. От водителя пассажиров, сидевших на заднем сиденье, отделяло плотное воздухонепроницаемое стекло. – Они знают, кто я такой?

–Нет. Это посеет панику среди моих коллег, а мне с ними еще работать. Сам понимаешь…

–Но как ты им потом все объяснишь?

–Как знать, может, еще и не придется. Меня больше занимает другой вопрос.

–???

–Ты не боишься, что после съемок с бизнесом придется покончить? Начнется резонанс, общественное внимание… Шила в мешке не утаишь.

–Нет, не боюсь. Здесь есть несколько причин. Во-первых , без надежных контактов с местной полицией и Интерполом я не смог бы столько лет содержать и обслуживать столь… специфический проект. Причем связи уходят корнями очень глубоко – настолько глубоко, что вырвать их не получится, это подорвет всю подземную древесную систему. А во-вторых, даже если что-то и случится, что маловероятно, то жалеть об этом я не стану. Все это на протяжении последнего года я делал во имя одного человека, а его больше нет.

–Дай угадаю. Его тоже принесли в жертву? На него поступил заказ?

–Нет, тут другое. Видишь ли, раньше я любил дело, которому служил, как мне казалось, отдавался ему со всем рвением, что было у меня в душе. А сейчас ненавижу. А когда человек начинает ненавидеть свою работу, работу пора менять. Или вовсе уходить на покой – всему выходит срок, и машинам, и людям.

–Это из-за того человека? Из-за того, что он погиб?

–Да, но виновата не собственно организация. Виноваты те, кто за ней стоял все эти годы – акулы мирового капитала, как раньше писали в учебниках той страны, в которой я вырос и на которую тоже достаточно долго гнул спину. Сначала у станка, потом с автоматом в руках. Они начали все это. Месть – вещь благородная, но с ней нужно быть аккуратным. Нужно следить, что месть не превратилась в источник удовлетворения ежедневных потребностей. Я где-то эту грань упустил, но тот человек, о котором мы начали говорить, обратил мое внимание на недосмотр. Когда я все понял, было уже поздно – маховик раскрутился донельзя…

–А что сейчас? Синдикат работает? Колеса маховика вращаются?

–Сейчас, как видишь, ты причиняешь мне убытки своими съемками.

–И большие убытки? Дорого?

–Не дороже человеческой жизни.

–Так может расскажешь мне о том, кто способен даже в таком суровом человеке как ты пробудить сентиментального правдолюбца?

Драган с некоторым презрением посмотрел на своего собеседника – тон его казался ему надменным и вычурным.

–Мы приехали.

Картина, открывшаяся взору членов съемочной группы, ужасала и несколько шокировала. Перед ними стояло огромное – длинное, но не очень высокое – этажа в четыре – здание старой постройки. Когда-то здесь были нормальные подъездные пути, но война разрушила их и оставила лишь направления. Однако, ворота были крепкие, надежно охранялись. По бокам от пути следования кортежа располагались вольеры с собаками – все, как и положено в подобных случаях. Само здание серое, мрачное, больше напоминало некий заброшенный завод или мастерскую. В небо тянулась огромная дымовая труба.

–А это здесь зачем? Ты же говорил, что это была лечебница для душевнобольных.

–Для буйных. В основном, для преступников.

–А труба?

–А их отапливать, по-твоему, не надо? Зимы здесь холодные, да и горы недалеко – это все же не Америка.

Путь внутрь лежал через проходную. Она была разбита и разгромлена. Некогда она занимала два этажа, но сейчас от помещения осталась лишь маленькая каморка да следы былого величия – каркасные сваи да балочные перекрытия.

–А плиты куда дели?

–Что-то разрушено в результате ваших бомбежек, что-то местные хулиганы да мародеры растащили.

Но самое интересное начиналось потом.

Весь корпус, дорога в который лежала через проходную, занимал четыре этажа с подвалом и чердаком. Подвал использовался для переодевания – там размещались специальные большие комнаты типа раздевалок или гардеробных, а также душевые. Там каждый приезжающий имел возможность переодеться в любой костюм, какой ему было угодно – обычно, по словам Драгана, дресс-предпочтения озвучивались в канун приезда дорогого гостя в столицу Сербии. Здесь, как в театре, костюмы были на любой вкус – и маски чумных докторов, и кожаные комбинезоны, и латексные облегающие одеяния, и латы древних рыцарей, и тоги римских императоров.

Этажом выше начиналось основное место действия. Здешние боксы были оборудованы различными столярными инструментами – тесаками, отвертками, ножами, пилами, резаками, ножовками, зубилами, – верстаками, а также простыми незамысловатыми стульями или табуретами, привинченными к полу. Дверь каждого бокса запиралась на электронный замок – и открывалась с пульта охраны, расположенного в конце коридора. Там же сидел дневальный, который с помощью мониторов отслеживал происходящее в каждой из изолированных комнат. Стены здесь были толстые, а потолки низкие. Освещение тусклое, в лучах которого едва можно было различить очертания собеседника – другого редкие и маломощные флуоресцентные лампы не могли создать, да и ни к чему оно было здесь. Окон, понятно, не было ни в коридоре, ни в камерах – буйным больным дневной свет был ни к чему.

Передвижение между этажами осуществлялось с помощью старого механического лифта. Полы, стены, потолки – все, казалось, было пропитано кровью, хотя внешних следов этого найти было нельзя, Драган подготовился к приезду гостей и поручил своим людям навести здесь идеальную чистоту. Давило здесь все – начиная от потолков и заканчивая спертым воздухом. Находится здесь больше десяти минут не смог бы, наверное, ни один человек даже с железными нервами.

–Послушай, ты говорил, что труба нужна здесь на зимний сезон, – спросил Рот. – А когда мы подъезжали, я видел, что из нее валит дым?

Драган посмотрел на пытливого режиссера и сказал группе.

–Вы останьтесь здесь, а мы с Вашим руководителем отойдем ненадолго.

Они вдвоем снова спустились в подвал и прошли в самую его глубину. Тут режиссер с удивлением открыл для себя, что есть еще один лифт – сооруженный, видимо, для персонала, в другом конце параллельных коридоров. Он вел напрямую в бойлерную, которая на деле давно была переоборудована под крематорий. Они остановились прямо перед входом туда.

Элай понял, что это за место, судя по трупному запаху и кровавому шлейфу, что тянулся от закрытого лифта к дверям котельной.

–Понял, что здесь? Мне не хотелось бы заходить туда, там сейчас работает мой человек…

–Он… коронер? Он избавляется от трупов?

–Уничтожает их. Захоронить такое количество тел означает оставить массу следов и документальных, прежде всего. Да и никто не дал бы нам разрешение на такое захоронение, времена братских могил, по счастью, канули в лету. Но здесь опять меня ждала удача – крематорий остался еще с коммунистических времен, когда товарищ Броз устроил здесь свой персональный ад для личных врагов. Иначе я бы на его постройке разорился – это дорогое удовольствие, а денег у меня тогда было немного. Благо, строили раньше на совесть.

–Выходит, все, что писала про Тито наша печать – о том, что он, в отличие от Сталина и Чаушеску, не замарал себя массовыми убийствами – сущая чепуха?

–Не всему и не всегда нужно верить. Да и потом история пока не знает правителя, который властвовал бы сорок лет, не пролив ни капли крови. Человеческая природа такова, что в качестве средства управления собой воспринимает только кнут, а не пряник.

–А здесь что? Это что за бочки?

Рот ударил рукой по железным кегам высотой с человеческий рост, собранным здесь же и аккуратно поставленным в отдельной каморке напротив бойлерной.

–Ты просил, чтобы все было натурально – я учел твое пожелание. Это кровь.

–И сколько здесь?

–В этом мы нужды не испытываем. 1200 литров в четырех бочках – по 300 литров в каждой. Если будет нужно еще, говори, я все сделаю. Было желание также оставить тебе здесь кое-какие органы, но я счел, что твои люди неправильно воспримут мое рвение, – Драган улыбнулся. Рот с удивлением посмотрел на него. Несмотря на весь ужас и отторжение места, в котором они находились, Чолич сохранял завидное спокойствие и даже умудрялся шутить. «Да, – подумал режиссер. – Для него за столько лет это и впрямь всего лишь бизнес…»

Первый день съемок прошел тяжело, но плодотворно. На второй и третий день Рот начал замечать, что актеры после съемок здорово напиваются. На его вопрос, чем вызвано такое поведение и резонное замечание о том, что так никто не доживет до конца съемок, актеры ответили, что пребывать в таком месте девять часов в день им морально тяжело. Режиссер изложил Драгану содержание их беседы.

–Что ж, это логично. Когда знаешь, что несколько тысяч человек были зверски замучены здесь… Что ж, у меня есть решение…

Рот в нем не сомневался – на следующий день в проходной актеры и режиссер с удивлением обнаружили целый симфонический оркестр. Драган оплатил работу музыкантов, которые должны были скрашивать впечатление от места исполнением творений Вивальди и Шуберта.

–Боже, Драган, – воскликнул Рот. – Это и впрямь потрясающее решение! Я вижу улыбки на лицах!

–Не благодари. Неизвестно, кому здесь тяжелее – мне или твоим актерам. Они не знают того, что знаю я, а потому, оплачивая оркестрантов, я инвестировал, скорее, в восстановление собственной психики.