Алена
Леонида Подвойская


Предтечи Зверя #2
Если фее обломать крылья – она станет ведьмой. Даже если она была доброй феей. Так ломают крылья Алёне – девушке из глубинки, а ее паранормальные способности пытаются использовать в своих целях негодяи разных калибров и континентов. Но критическая масса жестокости и подлости порождают еще одну способность девушки – убивать. И Алёна обращается в Немезиду – грозную и беспощадную богиню возмездия. В абсолютное оружие. Но управляемое ли? И навсегда ли? События второй книги цикла «Предтечи Зверя» происходят всё в том же мире, по утверждению автора, очень похожем на наш. Роман написан в характерном для автора смешении нескольких стилей, и читается на одном дыхании любителями фантастики, фэнтези, экшн, детектива и даже любовного романа.





Леонида Подвойская

Алёна





От автора




Уважаемый читатель!

Вторая книга цикла «Предтечи Зверя» как продолжение «Максима» писалась «в стол». Она не должна была дойти до вас. И не дошла бы, если бы не странные стечения обстоятельств и настоятельная просьба друзей Максима. В принципе вся эта книга – их призыв о помощи.

А началось все через некоторое время после издания «Максима». В тот летний день я отдыхала на даче у друзей. Те укатили в круиз по Европе, оставив свое хозяйство на меня. И вот я, заглушив, наконец, газонокосилку, блаженствовала на качелях с подаренной Ивановым-Смоленским книжкой на коленях. Но все хорошее заканчивается быстро – визг тормозов, а затем громкий стук в калитку выхватили меня из мира фантастики. Чертыхнувшись, я пошла открывать нежданному гостю. С этого все и началось. За калиткой стояла, нетерпеливо стуча, Елена Петровна, та самая тележурналистка, выведенная в первом романе как Синичка.

– Ну чего уставилась? Открывай. Да не калитку, ворота открывай! – потребовала она.

Затем журналистка поставила впритык к моему «сценику» свою «аудюху».

– Вот теперь давай знакомиться. Заочно-то мы знакомы. Ославила. «Синичка»! Надо же было додуматься!

– Но я сразу написала, что все персонажи…

– Конечно, конечно. «Вымышлены, а совпадения – случайны». Ладно. Проехали. Не для этого сюда примчалась. Максим пропал.

– Но я, честное слово…

– Перестань, сейчас не до шуток. Думаю, он в опасности.

– Насколько я знаю Максима, для него «больших опасностей» не существует.

– Знаешь, все знаешь. И в конце книги намекнула… Ну?

– Это про… Тьму?

– Безусловно. И хотя «нэ так всэ було», как заявил тебе какой-то безымянный дядька в предисловии, во многом твои догадки близки к истине. И если уже вляпалась в наши дела, то… Вот, принимай.

Синичка открыла заднюю дверь своего авто и вытащила за руку неподвижно сидевшую в салоне девушку.

– Может, она знает подсказку. Твоя задача – заставить вспомнить.

Я присмотрелась к молчаливой гостье. Девушка как девушка. Стройненькая, симпатичная, хотя все девушки в юности симпатяшки. Пухленькая верхняя губка создает видимость постоянной улыбки, и хочется улыбнуться в ответ. А вот глаза – нежно-васильковые, но какие-то застывшие сейчас. И вообще лицо – застывшее. Простенькие джинсики и кроссовки. Маечка-безрукавка. Но это зря, потому что на правом запястье – ужасный шрам от ожога, словно кто-то засунул эту ручку в раскаленную спираль. И еще – большая прядь седых волос в русой челке.

– Под Седую? Ну это уж слишком круто.

– Она Седая и есть.

– Да что вы! – изумилась я. Дело в том, что я тоже читаю «Комсомолку» и, хотя многое принимаю настороженно, журналистское расследование причин гибели бандитских авторитетов в «Октябрьской» и одновременной (в смысле за одну ночь) смерти нескольких маньяков, грабителей и хулиганья меня задело за живое. Да и не только меня – помните, как пошла у девчат мода выбеливать прядку волос под Седую – так и не найденного ангела-мстителя. – И вот эта птаха – та самая Седая? И она как-то связана с Максимом?

– И не сомневайся. Просто сейчас она в глубоком ступоре. И память у нее вроде как отшибло. Твоя задача – разговорить, – усаживала журналистка девушку в качели. – Чего-нибудь приготовь типа картошки в мундирах… Дай ей почитать свою книгу. В баньке попарь. Неплохо, кстати, живешь для начинающего писателя.

– Это друзей…

– Мне это неинтересно. Ищи способы воздействия, инженер человеческих душ! Все. Бывай. Некогда. Надо проверить и другие версии. Делай, что хочешь, но чтобы через неделю эта подружка все рассказала.

– А ведь вы ее… недолюбливаете.

– Если она что-то сотворила с Максимом…

– Она? С Максимом? – с опаской покосилась я на безучастную девушку.

– Скорее всего, да. Но ты не бойся – у нее, видимо, все могущество на Максима ушло. Хотя, кто знает… Бывай. Скоро загляну.

– Кстати, а как вы меня нашли?

– Недооцениваешь ты нашего брата-журналиста. Я вот эту… считай, из-под земли достала, а тебя вычислить – вообще не проблема.

Мне удалось разговорить девушку и пробудить ее память. Как – отдельная история. Она прочитала «Максима» и ответила вначале мне, а затем – приехавшей Синичке на все вопросы. Но подсказки о дальнейшей судьбе Максима мы так и не нашли. И с разрешения Синички, забравшей через неделю Алёну, я решила опубликовать эту книгу. Все совпадения фамилий, имен, должностей – всего лишь совпадения. Может, кто более проницательный найдет направление дальнейшего поиска?





Глава 1


– Я же тебе сказал. Русским языком сказал, да? Я же тебе поручил! И что слышу? – удивленная морда с вытаращенными глазами подалась через стол вперед, словно прислушиваясь. – А я слышу… Да ничего я не слышу!

Рявкнув и грязно выругавшись, босс огромной ручищей хватанул компьютерное кресло и запустил в собеседника.

– Вот так! – вновь перешел он на вкрадчивый тон, но уже обращаясь ко второму, стоящему навытяжку собеседнику.

Первый лежал на полу, то ли оглушенный, то ли притворившийся таковым.

– Может, и ты мне скажешь, что хана, пора о вечном думать? Ну так я вас всех вперед себя пущу! Ну!

– Есть, шеф, один… чудотворец, – начал второй.

– Уже теплее, – откинулся назад шеф, рассматривая подчиненного. Битый. Крутой, а здесь – навытяжку. Да-а, скольких я сломал в этом кабинете… Да и не только в этом. И эта… зараза меня не возьмет!

– Смелее. Садись. И усади этого недоноска.

Битый поднял и кинул в кресло напротив стола «недоноска» – очень похожего на самого шефа мужика, только помельче и не так грубо сколоченного. Сейчас было видно, что он не притворялся: в области левого виска разливался здоровенный синяк.

– Живой он хоть? – поинтересовался шеф и на утвердительный кивок Битого нажал кнопку на пульте.

– Откачать – и опять ко мне сюда, – бросил он двум появившимся охранникам. – А ты давай, про этого святого.

– Он… шеф… не совсем святой. Он чудотворец, шеф, – испуганно поправил его Битый.

– Какая разница! К делу давай!

– Да, конечно. И эти чудеса, за которые его так назвали, именно эти самые… исцеления и есть.

– И такие вот хвори?

– Говорят, и такие.

– И в такой стадии?

– Говорят, и в такой.

– Говорят, говорят… – опять начал яриться шеф. – Ты что мне лапшу… Я тебе за что плачу? Разговорчики слушать? Базарчики? – он потянулся своей лапищей через стол, норовя сгрести Битого за ворот рубахи.

– Но шеф! – вскочил и отпрыгнул в сторону Битый.

Это была неслыханная наглость – уворачиваться от шефа. И от предметов, запускаемых шефом, – тоже.

– Да ты что? – взревел тот, вставая. Стало видно, насколько велик его рост. Говорят, раньше, то есть намного раньше, он даже занимался баскетболом. – Ты… Ты… – остановился, не находя слов, хозяин кабинета.

– Ради тебя, шеф! – жался в дальнем углу подчиненный. – Убьешь – не узнаешь. Не просто говорят! Говорят те, кого он излечил!

– Это другое дело, – плюхнулся назад в кресло шеф. – Ладно… живи. Коротко. Ясно. Быстро. Ну?

– Опросили троих. На серьезе. Не туфта. Сейчас здоровы. А по историям болезней – были… ну, в общем, уже.

– Кто с историями?

– Сам смотрел.

– Знаток, твою!

– Вот фотокопии. Тоже сам сделал.

– Ладно. Вижу, подсуетился. Ну? В чем фишка? Почему он еще не здесь? Почему я его не вижу? И он меня? – вновь вкрадчиво поинтересовался шеф.

– Есть, есть фишка, – затараторил Битый. – Типа только там какая-то целебная вода есть…

– Так набери цистерну и сюда, с этим…

– Она в течение четверти часа действует. А надо несколько сеансов.

– Да, даже на ракете… И что еще?

– Ну… не всех он лечит.

– Это не про меня.

– Помните Жанночку? Отказал. Этому… силовику… не к ночи будет помянут, тоже отказал.

– Ему то за что?

– Не знаю. Он же не рассказал. Как бы не успел.

– Если он мне попробует отказать, если только заикнется, то уже сам не успеет объяснить, почему. Едем!

– Шеф, это… э-э-э… за Уралом!

– Тогда летим! Немедленно! С собой группу. Побазарим, если пойдет в отказ. А ты, – обратился он к вошедшей жертве кресла, – молись, чтобы я вернулся в хорошем настроении. Пока остаешься за Битого…



– Вот так, вот так и вот так. А теперь беги. Ну не бойся, уже не больно! – девушка отпустила белку и та рыжей струйкой брызнула по стволу дерева. А целительница, проводив ее рассеянным взглядом, перевела свои васильковые глаза на небо, на высокие облака, а затем откинулась на мягкую траву и, улыбаясь, задремала. Но очень скоро она резко вскочила на ноги и опять долгим взглядом уставилась в небо, – туда, где, озабоченно гудя, нарезал инверсионный след самолет. Что-то напоминал этот гул, чем-то тревожил. Но что? Но чем? Она не смогла вспомнить и тихонько заплакала. Гулявший на полянке ветерок, казалось, сочувствовал ей и ласково поглаживал челочку со странной седой прядкой.

– Почему? Почему? Почему? Почему? – повторяла она без остановки.

Выбившись из сил, девушка вновь легла на траву и теперь уже спокойно стала рассматривать теряющий резкость след самолета. Солнце начало цепляться за верхушки деревьев, и на поляну выползли тени, когда она всхлипнув, поднялась, взяла корзинку с какими-то травами и пошла по едва приметной тропинке. Через хороших полчаса тропинка превратилась в довольно утоптанную дорожку, и незнакомка надела на свою русую голову серый капюшон монашеской рясы. Она прибавила шагу – надо было торопиться.

Из скита отшельника раздавался неразборчивый разговор. Сегодня с утра к нему приехал какой-то важный монах. И не только он. Вон там, у пещеры, уже толкутся какие-то люди. Много их стало в последнее время. А ведь зимой было так тихо и спокойно! Зимой? Девушка остановилась, пытаясь поймать мелькнувшую мысль. Зима. Не здесь зима. Какие-то санки, горка, лошадь выдыхает пар… Горячая печь… Киса Анфиса… При этом воспоминании она улыбнулась и пошла дальше – в свою маленькую пещерку. Откинула капюшон, развесила сушиться травы, села на койку. Опять задумалась, наморщив светлый юный лобик. Скоро взойдет луна. И опять придут люди. И они с отцом Георгием снова будут лечить их. Почему они все время болеют?

В это время отшельник Георгий, закончив беседу, предложил гостю пойти с ним. Проходя мимо девичьей обители, он ласково позвал:

– Дитя мое, пора.

Девушка, вздохнув, оторвалась от своих обрывочных мыслей и, вновь накинув капюшон, закуталась в темный плащ и вышла.

У пещеры их уже ждали. Человек пятнадцать с детьми на руках, с подростками, со скрюченными или искалеченными родственниками.

– Сегодня вы, вы, вы… и вы. Как договаривались, – обратился к ним отшельник.

– А… святой отец, а мы?

– Ночь коротка, а случаи тяжелые. Долгой молитвы требуют.

– Но мы приехали аж…

– Все здесь не местные. Вот они, – кивнул Георгий на отобранных, – уже ждут неделю, подождете и вы.

– Но вы не отказываете?

– Я никому не отказываю. Езжайте, устраивайтесь и молитесь, чтобы вам не отказал Господь в милости своей.

– Святой отец, но мой ребенок… Я боюсь, что…

– Оставайтесь. И заходите уже. Прямо сейчас. Остальные можете подождать вон на той полянке. Там и скамьи, и костер скоро разведут. А лучше – вон, в часовенке молитесь.

– Дитя мое, сегодня с нами побудет отец Арсений. Он приехал издалека подивиться чудесам, которые Господь являет в этой пещере, – сказал отец Георгий, обращаясь уже к девушке.

Фигура в капюшоне молча поклонилась.

– Теперь пора. Что у него, сестра моя? – обратился отшельник к матери ребенка лет восьми, лежащего на сколоченной деревянной кровати.

– Врачи говорят… врачи говорят… – разрыдалась мать, из суеверного страха не решаясь назвать болезнь ее именем.

– Хорошо, сестра моя. Не надо. Становись вот здесь на колени и молись! Умеешь хоть?

– Выучила. Специально выучила.

– Это похвально. Только молись с душой и Бог услышит.

Отшельник подошел к кровати, наклонился к ребенку. Подозвав закутанную в плащ девушку, покропил ребенка водой из какого-то странного сосуда, затем воздел над ним руки, а ассистентка прикоснулась своими ладошками к широким кистям отшельника. Вскоре над ребенком появилось сияние, лучи которого исходили от рук целителя. Закрыв глаза, он молился. Видимо, молилась и закутанная фигура – был слышен тоненький шепот. Сияние разгоралось все ярче, молитвы становились все истовее. Мать больного ребенка прервала молитву и со страхом посмотрела на эту странную пару. И в этот же момент ассистентка начала медленно оседать. Погасли и удивительные лучи.

– Ты зря прервала молитву, – сурово обратился отшельник к все еще стоявшей на коленях женщине. – Но Господь милостив. Твоему сыну теперь ничего не грозит, завтра он будет совершенно здоровеньким. Бога благодари, не меня! – оторвал он руку от губ разрыдавшейся женщины. – Иди с миром! А следующий пусть заходит через четверть часа.

Когда женщина унесла ребенка, брат Георгий отвел полубесчувственную девушку к стене пещеры, уложил на низенькую кроватку и завозился с чем-то в темноте. Затем скрипнули петли, и откуда-то сверху полился лунный свет.

– Ну вот, видел? – обратился отшельник к отцу Арсению. Но тот молчал, разглядывая открывшееся личико.

– Совсем молодая, – закончил он свои наблюдения. – И ты уверен, что этот ребенок…

– Да, она его исцелит. Можно было бы и сегодня. Она сейчас придет в себя. Но… не будет… той… торжественности.

И действительно, очень скоро целительница пришла в себя. Арсений увидел вдруг, как холодным голубым льдом блеснули ее глаза, и почему-то вздрогнул. Но лед сразу растаял. А может, он вообще почудился священнику.

– Ой, вы извините, что я… Но у меня всегда так, когда им больно. И когда надо все делать быстро. Но я сейчас, я уже… – она, все еще пошатываясь, села и повернула к лунному свету лицо с широко раскрытыми глазами.

А затем… Затем все повторилось. И еще раз. И еще. И еще. Когда же в пещеру начала пробиваться предрассветная прохлада, Георгий и его ассистентка уже закончили удивительное исцеление ожогов обварившейся кипятком женщины.

– Иди и молись Господу нашему! – устало напутствовал чудотворец последнюю на сегодня исцеленную.

– Все на сегодня, братья и сестры! – зашел в часовню отшельник. – С остальными, как условились и как Бог даст.

Исцеленные не спешили ночью пробираться через лес – были тут же, молились. И дожидавшиеся своего часа больные, видевшие их преображение, встретили слова Григория почтительным молчанием.

После ухода паломников, отшельник отнес спящую девушку в ее обитель, затем вместе с отцом Арсением пристроился на длинной скамейке у догорающего костра.

– Ты все видел, – начал он.

– Да, все видел и понял, – жестко ответил священник. – Эти фокусы с рукавами…

– Я ничего перед тобой и не собирался скрывать. Конечно, это она, бедное дитя. И эта сила, и это сияние, и эти исцеления – все от нее.

– Тогда зачем же?!!

– Во славу Господа нашего и Церкви нашей. Ибо чудеса сии узрев, укрепятся их видевшие в вере…

– Не надо, брат. Ты скажи лучше, откуда она такая и не дьявольское ли это искушение?

– Откуда – не знаю. Зимой это было. Если помнишь, лютые морозы стояли в январе. А у меня, как на грех, зуб прихватило. Стою здесь, молитву отправляю. Не отпускает. Вдруг чувствую – коснулся меня кто-то. Смотрю – дева младая, обнаженная. Да что там – голая совсем. Хотел было вскочить, искушение крестным знамением отогнать. Только чувствую – боли зубной уж и нет. А она так по-доброму: «Все-все-все, уже не болит и болеть не будет». Ну, встал я, накинул на нее от искушения дьявольского одежу кое-какую.

– Кто такова, – говорю, – откуда и куда путь держишь?

– Не знаю, – говорит. – Не помню.

Отвел я ее к себе в пещеру. Поесть дал. Чуть поклевала. Потом прямо за столом и уснула. Уложил ее на свою кровать, сам в часовне ночь в молитве коротал. Потом как-то попробовал языком дупло в зубе – а его то нет! Задумался я крепко, потом решил проверить, она это или святость места, или икона чудотворная появилась. Не знаю, ведомо тебе или нет, чем я, грешный, в миру занимался? Но остался у меня плохо сросшийся перелом. И охромел я, и на холод боль приходила мучительная.

– Да, знаю, но теперь ты не хромаешь.

– Она, птаха Божья. За одну ночь. Она всегда ночью. Сначала руки начинают светиться, потом, когда очень трудно, вся светится. Когда силенки кончаются, идет к лунному свету. Наберется от него сил – и опять.

– Ох, чую, не от Бога это, – вздохнул Арсений. – И свет этот лунный…

– Она и от солнечного, – поторопился развеять его сомнения отшельник. – Встанет и смотрит открытыми глазами, не отрываясь. Посты держит. Даже Великий. Ну вот, – продолжил он свой рассказ. – Потом богомолка пришла. Откуда-то издали. Вымаливала здоровья своему сыну. У того – падучая страшная. При мне и забился. Я к нему. И она к нему. В общем, изгнала из него всех бесов. Или усмирила – не знаю… Но так, аккуратно, по-доброму, без всех этих…

– Брат Георгий, не увлекайся. Излечила эпилептика – да и весь сказ.

– Если «весь сказ», отец Арсений, – обиделся отшельник, – то излечила она с того времени не меньше сотни и больных, и искалеченных. И среди них – знаешь кого?

– Знаю. Ты мне прямо скажи, – весь этот балаган непотребный для чего развел? Зачем себе чудеса исцеления присвоил?

– Она исцеляет тела, я – души. После чудес, здесь явленных, паства укрепляется в вере.

– Некрепка вера, если ее чудесами укреплять надобно. Но не об этом. Деньги почто собираешь?

– Деньги? Я? Деньги?

– Потому и прислан. На станции большой стеклянный ящик стоит. Пожертвования на постройку здесь храма Господня собирают. И такой разговор идет – тебе здесь платить – грех. А вот обязан каждый, к тебе попасть желающий, по приезду пожертвовать и после исцеления деньги немалые туда – в ящик. А коль скоро никакого храма не строится…