Войти
AndroidLib » Читалка
Смарагд
Смарагд
Сергей Бойко
SOLNЦЕЛЮБ #1
Порфирий Лавров Неунывающий, будучи в темные века раннего средневековья волхвом по прозвищу Лавёр, сразился в открытом бою в чистом поле со злыднем Летуном. Лавров победил и заключил сущность Летуна в крупный изумруд, так называемый «смарагд», который заранее обработал гранильным точилом, закрепил в перстне и надежно припрятал для этого случая. Лавров хотел поставить возобновляющуюся силу Летуна на службу добрым людям – кроме аккумулятора энергии, заключенный в камне злыдень становился еще и генератором воплощения человеческих намерений на физическом плане. Прежде, чем окончательно воплотиться в камне, Летун выдвинул два условия, которые Лавров был вынужден принять. Первое – на время уходить от Лаврова вместе со смарагдом и выбирать себе другого хозяина, о котором Лавров ничего не должен был знать. А второе – время от времени повторять поединок, чтобы иметь шанс когда-нибудь победить Лаврова и освободиться из заточения. Смарагд был тот час же похищен на великом торжище в Новгороде, как только Лавров там объявился. Воришки, разумеется, смертельно пострадали от несанкционированного соприкосновения с могучим Летуном. Он буквально высосал из бедолаг всю их эмоциональную силу, и те лишились разума и поубивали друг друга, а перстень со смарагдом вернулся к хозяину. Лавров еще не догадывался, что на него началась охота, и случай на Новгородском торжище в начале 10-го века был только первой прикидкой подобраться к его перстню. И вот теперь, в Москве, жарким летом 2010 года, эта охота подходила к своей завершающей стадии. Злодеи-охотники за последнее тысячелетие настолько изучили поведение смарагда, что теперь были готовы прибрать его к своим рукам уже безо всякого вреда для здоровья и жизни. Пострадать могли только окружающие их люди, а может быть, и все человечество…
Сергей Бойко
Смарагд
1
Март 2011 года, утро, автотрасса, салон междугороднего автобуса
Серый рассвет. Заснеженные поля. Черные перелески.
По автотрассе веет поземка. Идет сухой мелкий снег. Машин на дороге немного. В основном это фуры дальнобойщиков и междугородние автобусы.
Под ровное урчание мотора Лавров и его молодая подруга по имени Причуда спят в обнимку в креслах пустого салона междугороднего автобуса. Они одеты в свитера толстой вязки. На ноги наброшены яркие пуховые куртки. У Лаврова недельная щетина с проседью. Голову девушки покрывает каштановый ершик отрастающих волос. У обоих изможденные лица.
Автобус, плавно покачиваясь, рассекает серую мглу мощной лампой-фарой и протяжным звуковым сигналом. Далеко впереди на шоссе выруливает тягач с длиннющей оранжевой цистерной.
Автобус проносится мимо.
По автотрассе веет поземка.
2
Лето 2010 года, солнечное утро, Москва
Жаркое лето 2010- го года, Москва, безоблачное утро.
Обшарпанный и помятый, местами фиолетового цвета автомобиль «Жигули» пятой модели паркуется в тени между глухой стеной и мусорным контейнером. Из автомобиля с трудом выбирается Юра – полноватый белобрысый мужчина лет сорока. Его наряд явно не соответствует марке и виду автомобиля. На нем темно-синий клубный «блайзер» с металлическими пуговицами, белоснежная рубашка, галстук-бабочка, белые брюки и черные лакированные туфли. На голову он водружает морское кепи. В руку берет трость. Оглядываясь, Юра выходит из переулка. Приосанивается. Ловит такси. Когда он уже усаживается на заднее сидение таксомотора, к его «пятерке» подбегают две дамы – молодая розовощекая «кровь с молоком», по-молодежному «немного одетая» Марина с распущенными по плечам прямыми соломенными волосами, и постарше, Элла, ее мама, в сарафане и шляпе, с безвкусно накрашенным лицом и ярко-рыжими кудряшками, выбивающимися из-под головного убора. Размахивая газетой, та, что постарше, говорит молодой:
– Вот, доча, ты и полюбовалась на автомобиль своего родного папки. Считай, с родителем познакомилась. Скоро в глаза увидишь.
– Стрёмный какой-то лимузинчик, ма.
– Шифруется, сволочь! Теперь он у меня – вот где! Не отвертится, ответит по полной, гад!
3
Лето 2010 года, Москва, вагон метро, метромост
Поезд метрополитена отходит от станции метро «Киевская» Филевской линии в сторону станции «Смоленская» – и выезжает на метромост через реку Москву. Хорошо виден с одной стороны – Белый дом, с другой – здание университета на Воробьевых горах.
Вульгарно накрашенная дама, Элла, и розовенькая свежая юница, Марина, мать и дочка, громко разговаривают прямо над ухом Порфирия Лаврова. Дама обмахивается шляпой, задевая Лаврова. На нем шорты, тенниска и кроссовки. Он сидит, они стоят рядом. Из-за их спин за Лавровым украдкой наблюдает худой мужчина в светлом мятом костюме и полотенцем на шее. У него болезненного вида узкое бледное лицо, с которого он аккуратно вытирает капли пота кончиком своего полотенца.
– Ма, а ты уверена, что он мой папка? У тебя же столько было…
– Уверена! Как то, что я – твоя мать! Я ж его, кобеля, специально тебе в отцы определила. Сначала я его с другим перепутала. А потом решила: какая разница? Пусть будет этот! Разузнала про него. Только что институт кончил. То-сё. Надежды подавал. Первую семью бросил. Там у него сынишка остался. Здоровый ребенок. Я специально интересовалась. Значит, с наследственностью все абгемахт. Зачем нам чужие болячки, правда же, доча? Я и купилась. Выбрала момент – и уложила его на себя. На обе лопатки!
– Ну ты, мать, даешь!
– Труда не составило. Этот жеребец ни одной юбки не пропускал. Но одного раза было мало. Я ему и открылась, дура! Так, мол, и так, мне от тебя ничего не надо. Только ребенка. Он озверел: ты чего меня, как быка-производителя? Сильно ругался. Чуть не сорвалось. Но я сказала, что уже залетела. Значит, предохраняться больше не надо. Он на это и клюнул, кобелина. Не любил контрацептивов. И мы продолжили.
– Че ж ты теперь, если только родить хотела?
– А мне обидно стало, когда я его по телеку увидала. Там какую-то тусовку передавали. Ничуть не изменился. Будто и не прошло столько лет. С бабами в обнимку. В кабриолетах. Довольный. Пьяный. Шампанское рекой. Машину ему подарили.
– Автосалон, что ли, весенний?
– Он же нам – ни копейки! За все годы. Пусть теперь раскошеливается.
– Каким боком?
– А у меня есть план. Будет ему или тюрьма, или мы – в шоколаде! И ты мне в этом поможешь, доча. Да?
– Конечно, ма. Но как?
По громкой связи объявляют:
– «Александровский сад», конечная…
Лавров вместе с другими идет на выход и слышит за спиной:
– У меня гениальный план, доча! Ты ведь несовершеннолетняя еще… Вот на этом мы его и поймаем. Ну, Юрочка, держись! За все годы, гад, ответишь… Алло! Кто это? Плохо слышно. А, это ты…
Лавров выходит на улицу и направляется к старому зданию университета. Скрываясь за спинами прохожих, бледный мужчина в светлом мятом костюме и полотенцем на шее идет следом за Лавровым. Говорит по «мобильнику»:
– Лавёр наш. Смарагд у него… А вы не сомневайтесь! Старое здание университета… Когда же, наконец, увижу вас воплощенной, моя госпожа? Буду стараться!
4
Цитата дня № 1: «Душное лето смеётся даже над Вечностью!»
Лето 2010 года, день, Москва, старое здание МГУ, аудитория
Лавров стремительно входит в аудиторию, запрыгивает на помост и становится рядом с кафедрой. Темные коротко стриженые волосы, правильные черты лица, – он подтянут и свеж, загорелый, в светлом наряде для теннисного корта – шорты, рубашка, кроссовки. На вид ему лет тридцать пять – сорок. Перед ним – амфитеатром – академические скамьи и парты. Лавров обводит веселым взглядом собравшихся и произносит:
– Братья мои разлюбезные! Спасибо, что пришли! Не пожалели своих денег! Своего времени! И своего здоровья!
Несмотря на духоту, слушателей в аудитории предостаточно, – сидят как группками, так и поодиночке, разбросанно. Возраст – от пионерского до пенсионного. Из групп выделяются своим внешним видом религиозные деятели различных конфессий, байкеры, готы, футбольные фанаты и «синие воротнички» непыльного труда – клерки, которых у нас всегда неправомерно называют «интеллигенция». Их дрескод: светлый верх, темный низ, мелкая полоска, у мужчин – галстуки. Остальные одеты кто во что – соответственно жаре.
Лавров вещает:
– Лето стоит душным до умопомрачения. В такое лето может произойти все, что угодно. Даже то, что не может произойти никогда. А ведь «никогда» смеется даже над Вечностью. Значит, нынешнее лето посмеётся над «никогда», которое смеется над Вечностью! Запоминайте: «Душное лето смеётся даже над Вечностью!» Считайте, это – цитата дня.
Аудитория снисходительно внимает Лаврову. Фанаты «Спартака» и «ЦСКА» выясняют между собой отношения. Двое сцепились так, что шарфы их перепутались: на шее «спартаковца» оказался шарф фаната «ЦСКА», а шарф «спартаковца» – в кулаке «армейца». На фанатов поругиваются, призывая к порядку, как «голубой воротничок», так и грозный бородатый байкер, синий от татуировок, в немецкой каске времен второй мировой. Фанаты вяло огрызаются. Кришнаит прямо за партой негромко затевает свои колокольчики и танцы с песнопениями. Он слегка подпрыгивает и потрясает руками. На него укоризненно взирают служители других конфессий – православные, католики, мусульмане, иудеи и др. Парнишка на галерке пытается соблазнить девчонку какими-то таблетками – под партой протягивает на ладони несколько штук. Девчонка улыбается, отрицательно качает головой, отталкивает руку с «колесами». Тогда парень заглатывает все сам и запивает каким-то «энергетическим» напитком…
5
Лето 2010 года, день, Москва, Центр
В прицеле снайперской винтовки – Юра, выходящий из ресторана дорогого закрытого клуба. На нем все тот же «клубный» наряд: синий блайзер, белые брюки, лакированные туфли, морское кепи. В руках он несет тяжелую коробку. Под мышкой – трость. Он ставит коробку у ног. Носовым платком вытирает лоб.
Красочный рекламный стенд около входа оповещает о презентации редких и старинных коллекционных вин и коньяков из Франции.
У входа стоят несколько мужчин в таких же, как и у Юры, костюмах. Мужчины учтиво раскланиваются с ним, когда он выходит. Юра небрежно кивает в ответ. Взмахивает тростью, – и швейцар тут же бросается ловить для Юры такси.
Снайпер удобно расположился в слуховом окне чердака дома напротив. Он сообщает по ларингофону:
– Вижу объект. Готовность ноль.
Прислонив трость к колонне, Юра закуривает сигару…
6
Лето 2010 года, день, Москва, старое здание МГУ, аудитория
Аудитория снисходительно внимает Лаврову. Кришнаит негромко напевает свои мантры. Лавров резко повышает голос:
– Братья мои разлюбезные! давайте определимся! Представлюсь еще раз: я – Порфирий Лавров Неунывающий! Скажу сразу: я – солнцелюб и тучененавистник. А вы кто, братья мои? Я обращаюсь к вам, искренние! Любые и всякие, собирающиеся в стаи! Монархисты, фашисты, коммунисты, христиане, мусульмане и прочие. К вам я обращаю свое первое слово – вводное слово! – чтобы между нами не осталось неясностей. Ко всем остальным это мое слово никакого отношения не имеет…
Лавров замолкает и холодным взглядом обводит присутствующих. Он подмигивает бритоголовой девчушке в легком платье, Причуде, сидящей в первом ряду, и насмешливо произносит:
– Внимание! Ввожу шершавого!
Причуда улыбается в ответ и с обожанием глядит на Лаврова.
«Какие же у нее все-таки каштановые глаза», – думает про нее Лавров.
7
Лето 2010 года, день, Москва, Центр
Снайпер на чердаке повторяет в ларингофон:
– Готовность ноль! Почему молчите?
И слышит в ответ истеричное:
– Отбой! Ошибка! Немедленно уходи оттуда!
В этот момент на снайпера набрасываются экипированные бронежилетами и касками вооруженные сотрудники спецслужб, а на улице Юру подхватывают под руки дюжие люди «в штатском» и, самоотверженно прикрывая его своими телами, впихивают в резко притормозивший «джип» с тонированными стеклами и синим маячком на крыше. Юра, конечно, пытается сопротивляться и даже возмущаться:
– В чем дело, господа? По какому праву?
Но краем глаза замечает, как «одноклубники» дружной гурьбой ретируются внутрь здания, и расслабляется, вздыхает и произносит:
– Если насилие неизбежно…
Он с сожалением оглядывается на свою коробку и добавляет обреченно, ни к кому не обращаясь:
– У меня там вещи остались…
«Джип» срывается с места и, набирая скорость, ныряет в первый же переулок…
Коробка, трость, морское кепи и дымящаяся сигара остаются на тротуаре. Швейцар, испуганно озираясь, жестами отпускает таксомотор и начинает поднимать вещи Юры, но к нему подходит представительный мужчина и «конфиденциально» просит этого не делать. Швейцар понимающе кивает и бросает трость, фуражку и сигару рядом с коробкой. Мужчина еще раз что-то говорит швейцару на ухо, – и тот отскакивает подальше от коробки, а потом и вовсе скрывается в вестибюле и выглядывает оттуда через толстое зеркальное стекло массивной дубовой двери. Тогда мужчина оглядывается по сторонам, поднимает тяжелую коробку и неторопливым шагом идет прочь от ресторана. Убыстряя шаги, он переходит на бег и сворачивает в ближайший переулок. Буквально тут же у входа в ресторан появляются двое мужчин бомжеватого вида. Они довольствуются кепи, тростью и дымящейся сигарой. Швейцар выскакивает из-за двери, кричит им вслед, пытаясь остановить, но бродяги с независимым видом следуют своим курсом – туда же, где скрылся мужчина «в штатском» с Юриной коробкой в руках, – попыхивая по очереди Юриной сигарой. У одного из мужчин на руках безмятежно спит маленький котенок…
8
Лето 2010 года, день, Москва, старое здание МГУ, аудитория
Лавров еще раз подмигивает бритоголовой Причуде и насмешливо повторяет:
– Внимание! Ввожу шершавого! Братья! Некоторые из вас называют себя русскими и православными. И бьют себя в грудь. Когда вы называете себя так и так стучите, мне представляется, что я, Порфирий Лавров, – одинокий марсианин на этой земле…
Лавров держит паузу. Аудитория понемногу начинает обращать на него внимание: фанаты миролюбиво рассаживаются по своим местам, кришнаит перестает распевать. Все смотрят на Лаврова. Тот картинно машет рукой и с горечью произносит:
– Эх-ма! Хотелось быть снисходительным, но не получается! Потому что жизнь моя проходит не на Марсе. И всякий может, походя, зацепить меня пальцем, плюнуть в спину, утопить молчанием! Потому что я – ненавистен вам. Потому что я – тут! Я же в отместку могу только искренне признаться, что:
Я ненавижу слово "МЫ"
И язык, на котором вместе кричат "Я",
Но больше всего на свете – слово "ТЫ"
И указательный палец, направленный на меня.
Палец-пистолет – может быть, пугач, а может быть, и нет. И если я мешаю вам, значит и вы – стараетесь! – мне. И я скажу вам по этому поводу так…
Притихшая аудитория начинает глухо роптать – как прибой или шум листвы под налетевшим порывом. Лавров не обращает на это никакого внимания.
– …скажу вам по этому поводу так: лучшие из вас! Лучшие из вас, вы – цыплята! Вы уже цыплята…
Лавров делает ударение на «уже»:
– Вы уже цыплята! Но как бывшие яйца, вы защищаете старую скорлупу, которая давным-давно ни на что не годна и только мешает ходить – колет пятки и противно хрупает. И не надо показывать пальцами, будто я – один такой, белая ворона, Порфирий Лавров Неунывающий. Я не один. Я – солнцелюб и тучененавистник. Я – человек жизни. А вы – мертвецы, пытающиеся воскресить смерть. Но жизнь живее смерти и разрушительнее ее. Поэтому камни ваши – скорлупа и хруст – разрушатся, как бы вы ни старались сохранить их…
9
Цитата дня № 2: «Все люди – дураки или притворяются!»
Лето 2010 года, день, Москва, салон «джипа»
На пассажирском сидении «джипа» – Полковник. Его полноватое багровое лицо скрывают большие дымчатые очки. Одет он достаточно фривольно: в цветастые шорты – такие еще называют «бермуды» – и рубаху, которую принято называть «гавайской». Он оглядывается и смотрит на Юру. Потом – на своих людей. Снимает очки и спрашивает подчеркнуто сдержанно:
– Кто это? Где объект, ребята?
– Но, товарищ полковник…
«Ребята» тоже смотрят на Юру. Лица их отражают целую гамму быстро сменяющих друг друга эмоций: радость, удивление, уныние, досаду, раздражение!
Юру недружелюбно сжимают с двух сторон крутые плечи «ребят».
– Ты кто, парень?
Юра невесело усмехается и молчит. Плечи «ребят» сжимают его посильнее.
– Это ошибка. У меня там вещи остались, – произносит он ровным, без интонаций голосом и добавляет стандартный набор: – Вы не имеете права… Это произвол… Я буду жаловаться…
Полковник водружает очки на нос и бросает раздраженно:
– Разберемся… В контору! – командует он водителю.
10
Лето 2010 года, день, Москва, старое здание МГУ, аудитория
Общий шум в зале нарастает. Местами возникают стычки между слушателями. Раздаются выкрики: «геть!», «долой!», «дайте же сказать!», «я на него в суд подам!», «анафема!», «верните деньги!», «заткните ему рот!», «сами заткнитесь!», – но мощный голос Лаврова перекрывает звуковые колебания аудитории:
– Худшие из вас! Худшие, вы живете прошлым – как могильные плиты. Религия ваша – камень на могиле вашего бога, имя которого начинается с самой маленькой буквы на свете!
Возмущенные, под физическим давлением своих противников, начинают покидать аудиторию. В дверях первые из них сталкиваются с бледным соглядатаем Лаврова. Пропуская их, тот улыбается змеиной улыбкой, вытирает со лба пот полотенцем и отступает вглубь коридора. Лавров кричит вслед уходящим:
– Кто досидит до конца лекции, получит деньги обратно!
Под хохот оставшихся некоторые из уходящих пытаются вернуться на свои места. Их товарищи не дают им этого сделать: хватают за руки, толкают в спины – и угрожающе потрясают кулаками в сторону Лаврова. Кое-где снова возникают потасовки. Возвышение кафедры окружают добровольные защитники Лаврова. Тот продолжает повышать голос:
– Вы присвоили себе право судить и рядить, будто прошлое и будущее – открытая книга, в которой вы читаете свои кривые истины. Но скоро вы сами убедитесь в своей неправоте. Потому что, повторяю, жизнь – живее и непредсказуемее смерти. Ну? Что скажете? Повторяю: я обращаюсь только к искренним. Неискренним, подлецам и подонкам просьба не беспокоиться. Итак? Нет желающих? Хорошо. Тогда я обращаюсь к оставшимся…
Сергей Бойко
SOLNЦЕЛЮБ #1
Порфирий Лавров Неунывающий, будучи в темные века раннего средневековья волхвом по прозвищу Лавёр, сразился в открытом бою в чистом поле со злыднем Летуном. Лавров победил и заключил сущность Летуна в крупный изумруд, так называемый «смарагд», который заранее обработал гранильным точилом, закрепил в перстне и надежно припрятал для этого случая. Лавров хотел поставить возобновляющуюся силу Летуна на службу добрым людям – кроме аккумулятора энергии, заключенный в камне злыдень становился еще и генератором воплощения человеческих намерений на физическом плане. Прежде, чем окончательно воплотиться в камне, Летун выдвинул два условия, которые Лавров был вынужден принять. Первое – на время уходить от Лаврова вместе со смарагдом и выбирать себе другого хозяина, о котором Лавров ничего не должен был знать. А второе – время от времени повторять поединок, чтобы иметь шанс когда-нибудь победить Лаврова и освободиться из заточения. Смарагд был тот час же похищен на великом торжище в Новгороде, как только Лавров там объявился. Воришки, разумеется, смертельно пострадали от несанкционированного соприкосновения с могучим Летуном. Он буквально высосал из бедолаг всю их эмоциональную силу, и те лишились разума и поубивали друг друга, а перстень со смарагдом вернулся к хозяину. Лавров еще не догадывался, что на него началась охота, и случай на Новгородском торжище в начале 10-го века был только первой прикидкой подобраться к его перстню. И вот теперь, в Москве, жарким летом 2010 года, эта охота подходила к своей завершающей стадии. Злодеи-охотники за последнее тысячелетие настолько изучили поведение смарагда, что теперь были готовы прибрать его к своим рукам уже безо всякого вреда для здоровья и жизни. Пострадать могли только окружающие их люди, а может быть, и все человечество…
Сергей Бойко
Смарагд
1
Март 2011 года, утро, автотрасса, салон междугороднего автобуса
Серый рассвет. Заснеженные поля. Черные перелески.
По автотрассе веет поземка. Идет сухой мелкий снег. Машин на дороге немного. В основном это фуры дальнобойщиков и междугородние автобусы.
Под ровное урчание мотора Лавров и его молодая подруга по имени Причуда спят в обнимку в креслах пустого салона междугороднего автобуса. Они одеты в свитера толстой вязки. На ноги наброшены яркие пуховые куртки. У Лаврова недельная щетина с проседью. Голову девушки покрывает каштановый ершик отрастающих волос. У обоих изможденные лица.
Автобус, плавно покачиваясь, рассекает серую мглу мощной лампой-фарой и протяжным звуковым сигналом. Далеко впереди на шоссе выруливает тягач с длиннющей оранжевой цистерной.
Автобус проносится мимо.
По автотрассе веет поземка.
2
Лето 2010 года, солнечное утро, Москва
Жаркое лето 2010- го года, Москва, безоблачное утро.
Обшарпанный и помятый, местами фиолетового цвета автомобиль «Жигули» пятой модели паркуется в тени между глухой стеной и мусорным контейнером. Из автомобиля с трудом выбирается Юра – полноватый белобрысый мужчина лет сорока. Его наряд явно не соответствует марке и виду автомобиля. На нем темно-синий клубный «блайзер» с металлическими пуговицами, белоснежная рубашка, галстук-бабочка, белые брюки и черные лакированные туфли. На голову он водружает морское кепи. В руку берет трость. Оглядываясь, Юра выходит из переулка. Приосанивается. Ловит такси. Когда он уже усаживается на заднее сидение таксомотора, к его «пятерке» подбегают две дамы – молодая розовощекая «кровь с молоком», по-молодежному «немного одетая» Марина с распущенными по плечам прямыми соломенными волосами, и постарше, Элла, ее мама, в сарафане и шляпе, с безвкусно накрашенным лицом и ярко-рыжими кудряшками, выбивающимися из-под головного убора. Размахивая газетой, та, что постарше, говорит молодой:
– Вот, доча, ты и полюбовалась на автомобиль своего родного папки. Считай, с родителем познакомилась. Скоро в глаза увидишь.
– Стрёмный какой-то лимузинчик, ма.
– Шифруется, сволочь! Теперь он у меня – вот где! Не отвертится, ответит по полной, гад!
3
Лето 2010 года, Москва, вагон метро, метромост
Поезд метрополитена отходит от станции метро «Киевская» Филевской линии в сторону станции «Смоленская» – и выезжает на метромост через реку Москву. Хорошо виден с одной стороны – Белый дом, с другой – здание университета на Воробьевых горах.
Вульгарно накрашенная дама, Элла, и розовенькая свежая юница, Марина, мать и дочка, громко разговаривают прямо над ухом Порфирия Лаврова. Дама обмахивается шляпой, задевая Лаврова. На нем шорты, тенниска и кроссовки. Он сидит, они стоят рядом. Из-за их спин за Лавровым украдкой наблюдает худой мужчина в светлом мятом костюме и полотенцем на шее. У него болезненного вида узкое бледное лицо, с которого он аккуратно вытирает капли пота кончиком своего полотенца.
– Ма, а ты уверена, что он мой папка? У тебя же столько было…
– Уверена! Как то, что я – твоя мать! Я ж его, кобеля, специально тебе в отцы определила. Сначала я его с другим перепутала. А потом решила: какая разница? Пусть будет этот! Разузнала про него. Только что институт кончил. То-сё. Надежды подавал. Первую семью бросил. Там у него сынишка остался. Здоровый ребенок. Я специально интересовалась. Значит, с наследственностью все абгемахт. Зачем нам чужие болячки, правда же, доча? Я и купилась. Выбрала момент – и уложила его на себя. На обе лопатки!
– Ну ты, мать, даешь!
– Труда не составило. Этот жеребец ни одной юбки не пропускал. Но одного раза было мало. Я ему и открылась, дура! Так, мол, и так, мне от тебя ничего не надо. Только ребенка. Он озверел: ты чего меня, как быка-производителя? Сильно ругался. Чуть не сорвалось. Но я сказала, что уже залетела. Значит, предохраняться больше не надо. Он на это и клюнул, кобелина. Не любил контрацептивов. И мы продолжили.
– Че ж ты теперь, если только родить хотела?
– А мне обидно стало, когда я его по телеку увидала. Там какую-то тусовку передавали. Ничуть не изменился. Будто и не прошло столько лет. С бабами в обнимку. В кабриолетах. Довольный. Пьяный. Шампанское рекой. Машину ему подарили.
– Автосалон, что ли, весенний?
– Он же нам – ни копейки! За все годы. Пусть теперь раскошеливается.
– Каким боком?
– А у меня есть план. Будет ему или тюрьма, или мы – в шоколаде! И ты мне в этом поможешь, доча. Да?
– Конечно, ма. Но как?
По громкой связи объявляют:
– «Александровский сад», конечная…
Лавров вместе с другими идет на выход и слышит за спиной:
– У меня гениальный план, доча! Ты ведь несовершеннолетняя еще… Вот на этом мы его и поймаем. Ну, Юрочка, держись! За все годы, гад, ответишь… Алло! Кто это? Плохо слышно. А, это ты…
Лавров выходит на улицу и направляется к старому зданию университета. Скрываясь за спинами прохожих, бледный мужчина в светлом мятом костюме и полотенцем на шее идет следом за Лавровым. Говорит по «мобильнику»:
– Лавёр наш. Смарагд у него… А вы не сомневайтесь! Старое здание университета… Когда же, наконец, увижу вас воплощенной, моя госпожа? Буду стараться!
4
Цитата дня № 1: «Душное лето смеётся даже над Вечностью!»
Лето 2010 года, день, Москва, старое здание МГУ, аудитория
Лавров стремительно входит в аудиторию, запрыгивает на помост и становится рядом с кафедрой. Темные коротко стриженые волосы, правильные черты лица, – он подтянут и свеж, загорелый, в светлом наряде для теннисного корта – шорты, рубашка, кроссовки. На вид ему лет тридцать пять – сорок. Перед ним – амфитеатром – академические скамьи и парты. Лавров обводит веселым взглядом собравшихся и произносит:
– Братья мои разлюбезные! Спасибо, что пришли! Не пожалели своих денег! Своего времени! И своего здоровья!
Несмотря на духоту, слушателей в аудитории предостаточно, – сидят как группками, так и поодиночке, разбросанно. Возраст – от пионерского до пенсионного. Из групп выделяются своим внешним видом религиозные деятели различных конфессий, байкеры, готы, футбольные фанаты и «синие воротнички» непыльного труда – клерки, которых у нас всегда неправомерно называют «интеллигенция». Их дрескод: светлый верх, темный низ, мелкая полоска, у мужчин – галстуки. Остальные одеты кто во что – соответственно жаре.
Лавров вещает:
– Лето стоит душным до умопомрачения. В такое лето может произойти все, что угодно. Даже то, что не может произойти никогда. А ведь «никогда» смеется даже над Вечностью. Значит, нынешнее лето посмеётся над «никогда», которое смеется над Вечностью! Запоминайте: «Душное лето смеётся даже над Вечностью!» Считайте, это – цитата дня.
Аудитория снисходительно внимает Лаврову. Фанаты «Спартака» и «ЦСКА» выясняют между собой отношения. Двое сцепились так, что шарфы их перепутались: на шее «спартаковца» оказался шарф фаната «ЦСКА», а шарф «спартаковца» – в кулаке «армейца». На фанатов поругиваются, призывая к порядку, как «голубой воротничок», так и грозный бородатый байкер, синий от татуировок, в немецкой каске времен второй мировой. Фанаты вяло огрызаются. Кришнаит прямо за партой негромко затевает свои колокольчики и танцы с песнопениями. Он слегка подпрыгивает и потрясает руками. На него укоризненно взирают служители других конфессий – православные, католики, мусульмане, иудеи и др. Парнишка на галерке пытается соблазнить девчонку какими-то таблетками – под партой протягивает на ладони несколько штук. Девчонка улыбается, отрицательно качает головой, отталкивает руку с «колесами». Тогда парень заглатывает все сам и запивает каким-то «энергетическим» напитком…
5
Лето 2010 года, день, Москва, Центр
В прицеле снайперской винтовки – Юра, выходящий из ресторана дорогого закрытого клуба. На нем все тот же «клубный» наряд: синий блайзер, белые брюки, лакированные туфли, морское кепи. В руках он несет тяжелую коробку. Под мышкой – трость. Он ставит коробку у ног. Носовым платком вытирает лоб.
Красочный рекламный стенд около входа оповещает о презентации редких и старинных коллекционных вин и коньяков из Франции.
У входа стоят несколько мужчин в таких же, как и у Юры, костюмах. Мужчины учтиво раскланиваются с ним, когда он выходит. Юра небрежно кивает в ответ. Взмахивает тростью, – и швейцар тут же бросается ловить для Юры такси.
Снайпер удобно расположился в слуховом окне чердака дома напротив. Он сообщает по ларингофону:
– Вижу объект. Готовность ноль.
Прислонив трость к колонне, Юра закуривает сигару…
6
Лето 2010 года, день, Москва, старое здание МГУ, аудитория
Аудитория снисходительно внимает Лаврову. Кришнаит негромко напевает свои мантры. Лавров резко повышает голос:
– Братья мои разлюбезные! давайте определимся! Представлюсь еще раз: я – Порфирий Лавров Неунывающий! Скажу сразу: я – солнцелюб и тучененавистник. А вы кто, братья мои? Я обращаюсь к вам, искренние! Любые и всякие, собирающиеся в стаи! Монархисты, фашисты, коммунисты, христиане, мусульмане и прочие. К вам я обращаю свое первое слово – вводное слово! – чтобы между нами не осталось неясностей. Ко всем остальным это мое слово никакого отношения не имеет…
Лавров замолкает и холодным взглядом обводит присутствующих. Он подмигивает бритоголовой девчушке в легком платье, Причуде, сидящей в первом ряду, и насмешливо произносит:
– Внимание! Ввожу шершавого!
Причуда улыбается в ответ и с обожанием глядит на Лаврова.
«Какие же у нее все-таки каштановые глаза», – думает про нее Лавров.
7
Лето 2010 года, день, Москва, Центр
Снайпер на чердаке повторяет в ларингофон:
– Готовность ноль! Почему молчите?
И слышит в ответ истеричное:
– Отбой! Ошибка! Немедленно уходи оттуда!
В этот момент на снайпера набрасываются экипированные бронежилетами и касками вооруженные сотрудники спецслужб, а на улице Юру подхватывают под руки дюжие люди «в штатском» и, самоотверженно прикрывая его своими телами, впихивают в резко притормозивший «джип» с тонированными стеклами и синим маячком на крыше. Юра, конечно, пытается сопротивляться и даже возмущаться:
– В чем дело, господа? По какому праву?
Но краем глаза замечает, как «одноклубники» дружной гурьбой ретируются внутрь здания, и расслабляется, вздыхает и произносит:
– Если насилие неизбежно…
Он с сожалением оглядывается на свою коробку и добавляет обреченно, ни к кому не обращаясь:
– У меня там вещи остались…
«Джип» срывается с места и, набирая скорость, ныряет в первый же переулок…
Коробка, трость, морское кепи и дымящаяся сигара остаются на тротуаре. Швейцар, испуганно озираясь, жестами отпускает таксомотор и начинает поднимать вещи Юры, но к нему подходит представительный мужчина и «конфиденциально» просит этого не делать. Швейцар понимающе кивает и бросает трость, фуражку и сигару рядом с коробкой. Мужчина еще раз что-то говорит швейцару на ухо, – и тот отскакивает подальше от коробки, а потом и вовсе скрывается в вестибюле и выглядывает оттуда через толстое зеркальное стекло массивной дубовой двери. Тогда мужчина оглядывается по сторонам, поднимает тяжелую коробку и неторопливым шагом идет прочь от ресторана. Убыстряя шаги, он переходит на бег и сворачивает в ближайший переулок. Буквально тут же у входа в ресторан появляются двое мужчин бомжеватого вида. Они довольствуются кепи, тростью и дымящейся сигарой. Швейцар выскакивает из-за двери, кричит им вслед, пытаясь остановить, но бродяги с независимым видом следуют своим курсом – туда же, где скрылся мужчина «в штатском» с Юриной коробкой в руках, – попыхивая по очереди Юриной сигарой. У одного из мужчин на руках безмятежно спит маленький котенок…
8
Лето 2010 года, день, Москва, старое здание МГУ, аудитория
Лавров еще раз подмигивает бритоголовой Причуде и насмешливо повторяет:
– Внимание! Ввожу шершавого! Братья! Некоторые из вас называют себя русскими и православными. И бьют себя в грудь. Когда вы называете себя так и так стучите, мне представляется, что я, Порфирий Лавров, – одинокий марсианин на этой земле…
Лавров держит паузу. Аудитория понемногу начинает обращать на него внимание: фанаты миролюбиво рассаживаются по своим местам, кришнаит перестает распевать. Все смотрят на Лаврова. Тот картинно машет рукой и с горечью произносит:
– Эх-ма! Хотелось быть снисходительным, но не получается! Потому что жизнь моя проходит не на Марсе. И всякий может, походя, зацепить меня пальцем, плюнуть в спину, утопить молчанием! Потому что я – ненавистен вам. Потому что я – тут! Я же в отместку могу только искренне признаться, что:
Я ненавижу слово "МЫ"
И язык, на котором вместе кричат "Я",
Но больше всего на свете – слово "ТЫ"
И указательный палец, направленный на меня.
Палец-пистолет – может быть, пугач, а может быть, и нет. И если я мешаю вам, значит и вы – стараетесь! – мне. И я скажу вам по этому поводу так…
Притихшая аудитория начинает глухо роптать – как прибой или шум листвы под налетевшим порывом. Лавров не обращает на это никакого внимания.
– …скажу вам по этому поводу так: лучшие из вас! Лучшие из вас, вы – цыплята! Вы уже цыплята…
Лавров делает ударение на «уже»:
– Вы уже цыплята! Но как бывшие яйца, вы защищаете старую скорлупу, которая давным-давно ни на что не годна и только мешает ходить – колет пятки и противно хрупает. И не надо показывать пальцами, будто я – один такой, белая ворона, Порфирий Лавров Неунывающий. Я не один. Я – солнцелюб и тучененавистник. Я – человек жизни. А вы – мертвецы, пытающиеся воскресить смерть. Но жизнь живее смерти и разрушительнее ее. Поэтому камни ваши – скорлупа и хруст – разрушатся, как бы вы ни старались сохранить их…
9
Цитата дня № 2: «Все люди – дураки или притворяются!»
Лето 2010 года, день, Москва, салон «джипа»
На пассажирском сидении «джипа» – Полковник. Его полноватое багровое лицо скрывают большие дымчатые очки. Одет он достаточно фривольно: в цветастые шорты – такие еще называют «бермуды» – и рубаху, которую принято называть «гавайской». Он оглядывается и смотрит на Юру. Потом – на своих людей. Снимает очки и спрашивает подчеркнуто сдержанно:
– Кто это? Где объект, ребята?
– Но, товарищ полковник…
«Ребята» тоже смотрят на Юру. Лица их отражают целую гамму быстро сменяющих друг друга эмоций: радость, удивление, уныние, досаду, раздражение!
Юру недружелюбно сжимают с двух сторон крутые плечи «ребят».
– Ты кто, парень?
Юра невесело усмехается и молчит. Плечи «ребят» сжимают его посильнее.
– Это ошибка. У меня там вещи остались, – произносит он ровным, без интонаций голосом и добавляет стандартный набор: – Вы не имеете права… Это произвол… Я буду жаловаться…
Полковник водружает очки на нос и бросает раздраженно:
– Разберемся… В контору! – командует он водителю.
10
Лето 2010 года, день, Москва, старое здание МГУ, аудитория
Общий шум в зале нарастает. Местами возникают стычки между слушателями. Раздаются выкрики: «геть!», «долой!», «дайте же сказать!», «я на него в суд подам!», «анафема!», «верните деньги!», «заткните ему рот!», «сами заткнитесь!», – но мощный голос Лаврова перекрывает звуковые колебания аудитории:
– Худшие из вас! Худшие, вы живете прошлым – как могильные плиты. Религия ваша – камень на могиле вашего бога, имя которого начинается с самой маленькой буквы на свете!
Возмущенные, под физическим давлением своих противников, начинают покидать аудиторию. В дверях первые из них сталкиваются с бледным соглядатаем Лаврова. Пропуская их, тот улыбается змеиной улыбкой, вытирает со лба пот полотенцем и отступает вглубь коридора. Лавров кричит вслед уходящим:
– Кто досидит до конца лекции, получит деньги обратно!
Под хохот оставшихся некоторые из уходящих пытаются вернуться на свои места. Их товарищи не дают им этого сделать: хватают за руки, толкают в спины – и угрожающе потрясают кулаками в сторону Лаврова. Кое-где снова возникают потасовки. Возвышение кафедры окружают добровольные защитники Лаврова. Тот продолжает повышать голос:
– Вы присвоили себе право судить и рядить, будто прошлое и будущее – открытая книга, в которой вы читаете свои кривые истины. Но скоро вы сами убедитесь в своей неправоте. Потому что, повторяю, жизнь – живее и непредсказуемее смерти. Ну? Что скажете? Повторяю: я обращаюсь только к искренним. Неискренним, подлецам и подонкам просьба не беспокоиться. Итак? Нет желающих? Хорошо. Тогда я обращаюсь к оставшимся…