Кивок был, и он был понят и принят, а вот кивающего не было – его скрывала темнота. Куда ни посмотри – того, кто кивнул нигде не было. И, возможно, не только не было нигде в пространстве, но и не было никогда во времени.

– А кроме нас тут есть кто-то ещё? Ну или хотя бы что-то?

– Есть.

– Что же это?

– Дыхание.

– И где оно?

– Отсюда и не видно, – Артак тихонько подул на Агафью Тихоновну, а точнее, выдохнул в ту сторону, откуда раздавался её голос, – отсюда не видно, но оно есть. Чувствуете?

– Да, чувствую.

– Дыхание питает не только человеческий мир – мир физических, материальных тел и объектов, но и подпитывает мир этот, – дракон оглянулся вокруг, и выдыхаемым воздухом обозначил свое местоположение, – мир действий. Мир действий и поступков. Потому что дыхание – это тоже процесс. Причем процесс, совершенно независимый от его участника. И неподвластный его воле, ибо дыхание, как я уже сказал – проявление следующего витка понимания, дыхание – это лестница, ведущая в небо.

– А если дыхание пропадет? Уйдет, устанет, испарится?

– Физическое тело погибнет.

– А мы? Что будет с нами? Мы останемся?

– Конечно, останемся. Для нас ничего не изменится, ибо с телом физическим мы связаны очень и очень слабо. Точнее – это оно связано с нами, это мы питаем его – мы даже даём ему необходимое для его существования электричество, но нам самим нет никакой насущной надобности в этом теле, кроме как… – Артак запнулся.

– Но если тело пропадёт, то пропадут и слова, которые оно может высказать, а значит – пропаду и я!

– Нет, нет, – Артак запротестовал, – вы не пропадёте. К тому времени, как тело обратится в прах, у вас может появиться новое воплощение. Так что особо переживать не стоит.

– Новое воплощение? Но какое? – акула была явно заинтересована сказанным и её чёрный лакированный глаз поблескивал любопытством.

– Мало ли какое, – загадочно ответил дракон, – да хоть чистый лист бумаги. Много ли нужно словам, чтобы существовать?

– Ах, – вскрикнула Агафья Тихоновна, – а ведь верно… А вы?

– Я тоже не пропаду. Мысли – как состриженные и отделённые от тела волосы. Например, решил человек подстричься. Волосы упадут на пол и продолжат своё существование отдельно, тогда как голова этого человека, наполненная мыслями свежими и не очень, мыслями вечными и проходящими, своими и чужими – голова останется на своём месте и, кто знает, возможно, потом отрастит новые волосы. А, может быть, и не отрастит.

– И от чего это зависит?

– От её готовности жить без волос.

– А если упадёт голова? – не без иронии спросила Агафья Тихоновна.

– Тогда вы поможете мне найти новый дом, – быстро ответил дракон.

– Я? – удивленно воскликнула акула.

– Именно вы, – подтвердил дракон.

– Но как?

– К тому времени вы уже будете существовать на простом листе бумаги, – напомнил он многозначительно, – а я поселюсь где-то рядом и всегда буду витать вокруг этого исписанного словами и смыслом листа.

– Я понимаю, – акула кивнула, и опять материализовался именно кивок – этот самый что ни на есть реальный житель столь необыкновенного, и пока ещё непонятного акуле мира, – я понимаю.



На некоторое время воцарилось мысленное и словесное молчание. Оно было необходимо для того чтобы Понимание – ещё один невидимый житель этого необыкновенного мира, смогло родиться на свет.

Молчание было, но не было тех, кто молчит.

Не дракон молчал и не акула, а само Молчание выражало себя через дракона.

Само Молчание выражало себя и через акулу.

Существовал лишь процесс, растянутый над множеством объектов, а вот самих молчавших не было нигде, хоть глаз выколи…



Тут вообще не было ничего такого, что не являлось бы действием или поступком. Это был мир глаголов. Мир без имен существительных. И скорее всего, без прилагательных, ибо прилагательные способны только прилагаться к чему-то или к кому-то, то есть прилагаться к имени существительному. Или к местоимению. Прилагательные и должны прилагаться, как ясно видно из названия. Именно прилагаться к чему-то предметному. А здесь прилагаться было не к чему. Были только действия и всё.



– Что же нам делать? – Агафья Тихоновна беспомощно развела плавники в сторону.

– Наблюдать. Пока мы существуем, и более того, пока мы есть, пусть даже в этой кромешной темноте – можете считать, что он в безопасности.

– Как же это?

– Если темнота исчезнет сама собой, – Артак глубоко вдохнул, – это может означать только одно – его физическое тело ушло, и эти тёмные, телесные, материальные границы, загораживающие нам с вами весь существующий свет и невидимую сейчас даль, рухнули.

– А если темнота исчезнет, но не сама собой? – Агафья Тихоновна явно что-то задумала, однако не торопилась поделиться своими мыслями с драконом.

– Что вы имеете в виду? – Артак наморщил лоб, пытаясь предугадать её мысли.

– Ну если темнота исчезнет не сама собой, а с чьей-то помощью?

– Я думаю что в этом случае мы с вами покинем мир действий и вернёмся в более привычную людям вселенную – в мир предметов – в мир, где предметы пытаются главенствовать над поступками. И, конечно же, – Артак немного подумал, – конечно же, сознание вернётся к своему хозяину. Однако, оно вернется вместе с болью и непониманием, которые всегда сопровождают тела на их предметном, физическом уровне.

– Вы предлагаете…

– Я предлагаю просто наблюдать. И что бы ни произошло – именно это действие будет верным и правильным.

– А я предлагаю нечто иное.

– Что же? – в мыслях Артака звучала заинтересованность.

– Я предлагаю действовать! И раз мы в мире действий, то давайте этим воспользуемся! Давайте разведём огонь. Я, например, смогла бы достать дрова и спички. И мы вместе смогли бы развести большой и яркий костёр. Ведь это действие вполне в наших силах… Возможно, это поможет… Костёр смог бы дать свет, столь необходимый ему чтобы проснуться.

Дракон, одновременно удивлённо, и с изрядной долей восхищения повернулся к Агафье Тихоновне и прошептал уже не мысленно, но вслух:

– В наших. Вполне. Конечно, поможет. Действительно, как я сам не подумал… Да если и просто наблюдать… При свете-то виднее…

– Ну конечно! При свете от костра мы наконец-то сможем увидеть всё то, что нас окружает.

– Вы правы, – только и произнес дракон, – но ведь самого костра здесь не будет. Будет лишь горение. Процесс. Будет лишь действие, дающее нам свет и тепло.

– Ах не все ли равно, – возразила акула, одновременно кивнув головой, – будет костёр или нет, лишь бы был свет, который он даёт.

– Вы правы. Если возникла необходимость в свете, то костёр – лишь инструмент, которым эта необходимость пользуется, да и мы с вами – тоже. Всегда надо учитывать то, в какой из реальностей ты находишься, – Артак усмехнулся, – и если необходимость возникла, то не нам с вами с нею спорить. Тем более, что нас-то тут и нет. Здесь существуют только лишь наши действия и поступки.



Агафья Тихоновна, не мешкая более ни мгновения, как всегда, используя свою способность доставать всё что угодно прямиком из ниоткуда, начала с того что достала из-за спины мощный электрический фонарь. Она крепко держала его в плавниках и направленным лучом освещала пространство вокруг себя. Судя по всему, акула искала место для костра. Правда, было непонятно – могло ли быть в этом мире какое-либо место, ведь само место – это предмет, а даже если не предмет, то уж никак и не действие.

В какой-то момент луч фонаря выхватил из темноты драконью голову, повернутую в направлении светового луча.

Артак с интересом наблюдал за действиями Агафьи Тихоновны, однако не вмешивался и сохранял полное молчание. Не только словесное, но и мысленное. А его морда время от времени принимала насмешливое, но совсем не злое выражение. Да, да, выражение морды было, и оно было ироничным, может быть даже немного ехидным, а вот самого выражающего – того, кто выражал эту насмешку и иронию – нет. Не было его, да и не могло быть. Никак не могло. Такова была физика данного мира.

– Смотрите, – акула поднесла к глазам какой-то осколок, валяющийся в ногах, и случайно попавший в луч фонаря, – смотрите, – она протянула его дракону, – зеркало.

– Да, зеркало, – дракон внимательно рассмотрел осколок и вдруг улыбнулся, как-то широко и по-доброму, – а вы знаете, – он замешкался, словно споткнулся о какую-то мысль, – знаете, это ведь очень хорошо.

– Хорошо, что зеркало?

– Хорошо, что есть хоть что-то.

– ???

– Если бы не было совсем ничего, боюсь, это бы означало, что мы его потеряли.

– Да? Тогда, конечно, хорошо! Хорошо, что есть хотя бы зеркало, – Агафья Тихоновна шумно и с облегчением вздохнула, однако, так до конца и не осознав сказанное.

– Зеркала нет, – Артак задумчиво всматривался в остроугольный кусок покрашенного стекла, от которого отскакивал электрический свет фонаря, – но есть его способность отражать. И знаете, этого вполне достаточно.

– Ах, да, я и забыла, – акула повторила про себя, как хорошо заученный урок, – зеркало существует только в наших умах, привыкших к объектам. Здесь же существует только его способность – и эта способность – отражать свет, – она повторила, словно заучивая и покрутила в плавнике ещё один зеркальный кусок. Таких кусков и кусочков здесь было разбросано огромное количество. – Но откуда здесь эти осколки?

– Это может означать только одно, – Артак отстраненно рассматривал битое стекло, – только одно. Одно и ничего кроме этого.

– Что же?

– Кроме нас с вами где-то здесь должно существовать и его потерянное сознание, не так ли?

– Да, – Агафья Тихоновна все ещё не понимала куда клонит дракон, – но сознание, как объект, здесь существовать не может, не так ли?

– Как объект – нет, но шутка в том, что все эти действия и процессы, которые вполне и с комфортом могут здесь разместиться, – Артак обвел взглядом темное пространство, – должны существовать именно где-то, понимаете? И сознание, как ничто другое, идеально подходит на роль большого и доброго дома для всех этих процессов. Дома для всех этих процессов и действий, которые реально существуют здесь, – он немного помолчал и неуверенно добавил:

– Здесь, в сознании. И похоже на то, что мы нашли это здесь. Похоже на то, что мы нашли его сознание. Правда немного разбитым, – Артак запнулся.

– То есть…

– То есть, его сознание и этот дом, выстроенный из зеркальных, а сейчас – разрушенных стен – суть одно и то же.

– Зеркало? – Агафья Тихоновна запнулась на полуслове и вдруг с удивленным вскриком прикрыла пасть передними плавниками, – я поняла! Я поняла! Дом с зеркальными стенами!

Дракон усмехнулся и немного грустно продолжил:

– Я думаю, именно так оно и есть. И этот мир, являющийся всего лишь нашим домом, и человеческое сознание, и эти разбитые зеркальные стены – всё одно и тоже. Это дом для мыслей и слов. И сейчас этот дом, в котором мы с вами и живем, внезапно, и по независящим от нас причинам, был некоторым образом разрушен, – Артак продолжал крутить в лапах зеркальный осколок, – а если дом разрушен, то от дома остаются развалины, не так ли? А что здесь? Здесь осколки зеркала. Насколько я могу понять никаких других развалин тут нет. Значит, именно эти осколки и были нашим общим домом.

– Дом-то разрушен, – задумчиво проговорила Агафья Тихоновна, – но мир-то остался.

Артак посмотрел на неё многозначительно.

– Остался, – кивок не замедлил себя ждать, – остался, – повторил он и усмехнулся, – и это лишний раз доказывает некоторую несущественность одного дома на застроенной улице. Или даже в застроенном домами городе. Или на планете. Мир продолжает существовать в любом случае.

– А осколки зеркала?

– Не беспокойтесь о них, – дракон помедлил всего лишь одно мгновение, – как видите, они никуда не делись, и каждый проходящий мимо и имеющий глаза может заглянуть в любой приглянувшийся ему осколок, и кто знает, возможно, внимательно смотрящий сможет разглядеть там что-либо интересное…

– Вы думаете…

– Я думаю, что даже в случае физической, телесной смерти человека, эти зеркальные осколки растворятся в общей картине существующего мира. Они впадут в общее мироздание так, словно река впадает в море. И, соответственно, они немного изменят это море, немного изменят это общее, реально существующее. Если, конечно, к тому времени будет чему впадать и будет чему растворяться… Ведь многие люди так и живут даже не имея этого зеркального дома! И несмотря на это, они иногда чувствуют себя счастливыми… Но живут ли они? Вот в чём вопрос?

– Да, да, – акула о чём-то сосредоточено думала, – я понимаю. А все процессы, происходящие тут лишь наполняли этот дом жизнью, так?

– Похоже на то, – согласился Артак, – но не все процессы можно назвать этим громким словом, которое так любят повторять люди. Я имею в виду слово «жизнь».

– Но ведь мы с вами остались!

– Да, но это совсем не меняет сути. Мы никуда и не можем деться. Не забывайте, что мы с вами отнюдь не бесплатное приложение к любому жилищу, сродни выдуманного и прикрепленного к дому кобольда или домового, мы с вами – самостоятельная и очень мощная сила – сила творящая, созидающая, формирующая. И вовсе не человек пользуется нами, а наоборот – это мы управляем человеком, мы и создаём его. И если управление – наше с вами дело, то это, – дракон повертел в лапах зеркальный осколок, – то это и наш дом, а значит – нам тут и убираться. Ведь в любом доме всегда должно быть чисто, не так ли? – Артак засмеялся, – и кроме того – и мысли, и слова, точно так же, как и бесконечно отражающие зеркала – всё это может уже быть или только ещё стать родным и близким, вожделенным и долгожданным, желаемым домом для человеческого сознания. И это значит что у нас с вами всего несколько вариантов – мы должны прибраться или в уже давным-давно существующем – в нашем собственном, общем доме, или восстановить дом разрушенный, понимаете? Или ещё один, последний вариант, не сильно благоприятный для него, – Артак посмотрел куда-то вверх, неопределённо, – мы с вами должны найти себе новый дом, ну или стать домом для кого-то ещё, – дракон мелко и безостановочно закивал головой, как будто сам Кивок – абориген этого мира – задержался в гостях и не торопился уходить, – или блуждать в темноте, пока наш новый дом сам не отыщет нас, что, конечно же, тоже является одним из возможных вариантов.

– Но ведь это зеркало разбито, а не потеряно! – акула повысила голос, – разбито – значит уничтожено, не так ли? Наш дом разрушен, да, согласна. Разрушен, но не потерян. И значит, наш дом можно восстановить, пусть даже если из мельчайших осколков. А его, – Агафья Тихоновна показала плавником куда-то вверх, показала неопределённо, словно кружась в танце разговора, – его сознание всего лишь потеряно, не так ли? Потеряно, но цело? А если так, то его можно найти с помощью самого простого луча света, созданием которого мы с вами сейчас и озабочены. Но если с его помощью мы находим лишь мелкие осколки зеркала… – Агафья Тихоновна помолчала всего лишь одно мгновение, – это значит что зеркало было не только потеряно – оно было разбито… Но тогда… Тогда он стал бы безумен, ведь так? Осколочное сознание… – акула говорила невпопад, – и у каждого осколка свой собственный луч. И каждый луч светит в своём собственном направлении. Получается что некогда цельное сознание раздробилось на миллионы частей. Продолжает ли оно в таком случае существовать? Может ли оно принести своему хозяину что-то полезное? Или, кроме безумства, нам ничего более ждать не приходится?

– Безумен? Вы думаете, он стал безумен? – дракон рассмеялся, – нет, нет, что вы. Безумие – то самое безумие, которое вы имеете в виду – одно из редких, можно сказать – редчайших проявлений человеческой многогранности. Такое безумие – точно такой же инструмент эволюции, как и любая другая мутация – мутация физиологическая, телесная. По сути своей, как общепринятое безумие, так и общепринятая нормальность – это одно и тоже, это плоды одного дерева, и даже плоды всего лишь одной его ветки – ведь и там и там сознание присутствует в полном объеме. Запомните это, – дракон поднял лапу, – в полном объеме! Ведь вы же не будете отрицать, что здесь, в этом месте, сознание, хоть и разбито, но сохранено? И что при большом желании мы смогли бы восстановить зеркальные стены нашего общего дома и продолжить бесконечно отражаться от них? Или смогли бы мы, например, создать единое и цельное зеркальное полотно из тех самых осколков что разбросаны перед нами? – Артак вдруг запнулся, внимательно посмотрел на Агафью Тихоновну и повторил:

– И продолжить бесконечно отражаться от стен нашего общего дома.

Он замолчал, и в этом молчании было больше смысла чем во всех валяющихся то тут то там разбитых зеркальных стенах.

– Нет, – вдруг произнёс дракон, – нет и ещё раз нет, – он протянул лапу к акуле и мощно схватил её за плавник, – знаете что я вам скажу? – Артак не стал ждать ответа и продолжил:

– Я вам скажу что разбитое зеркало – это прежде всего свобода. Это освобождение, которое рано или поздно должно было произойти. Это разрушение иллюзий тысячи взаимных отражений, это потеря не дома – это потеря искажений, которые несут эти разноугольные отражения. Это потеря старой, тесной будки с маленькими подслеповатыми окнами в мир. Это обретение новой и современной крыши над головой – безначальной и бесконечной – как сам мир, в котором мы оказались. Это постоянная и ничем не ограниченная защита. Это – благо.

– Разрушение нашего дома – благо?

– Конечно, – Артак был в самом что ни на есть замечательном расположении духа, – разрушение зеркальных и отражающих друг друга стен – самое высшее благо. Это начало познавания и обретения бесконечности.

– Вы хотите сказать что он умер?

– Я хочу сказать что он освободился, – поправил Агафью Тихоновну Артак, – освободился, понимаете? Да, вы правы, некоторые люди получают столь долгожданное освобождение только с физической смертью своего тела – это то несчастное большинство, которому предстоит ещё очень долгий путь; а количественно незначительное – то думающее меньшинство, и более того, только некоторые из них – получают свободу при жизни, и тогда у них нет иного пути, кроме как отражать падающий на них отовсюду свет – и отражать его в бесконечность. И нет у них другого предназначения, кроме как светить другим, кроме как…

– Отражать свет в бесконечность? – даже в полной темноте было видно как Агафья Тихоновна широко открыла глаза.

– Да, да, да! И значит, наша задача – собрать все до единого осколки, но не для постройки новых старых стен, а для строительства ровного, гладкого и, следовательно – правдивого и всего лишь ОДНОГО зеркала, которое отныне и будет нашим домом. Отныне – мы с вами странники этой зеркальной поверхности, странники, чьей крышей является одно лишь небо, а стенами – весь мир.

– А сможет ли эта поверхность укрыть нас от непогоды так, как это делали бывшие стены? – Агафья Тихоновна кивнула на зеркальные осколки.