Затерянном в лесной дали.

Где можно на поляне дикой
Лежать, вдыхая запах трав,
Где можно думать о безликом,
Не беспокоясь: прав, не прав.
Или в ручье как бы живую
Струю поймать и отпустить.
И вдруг почувствовать: живу я.
А раньше так хотелось жить.

    1992



«Стоять. Идти. Лежать. Отжаться…»


Стоять. Идти. Лежать. Отжаться.
Опять стоять. Опять идти.
Совсем не хочет отражаться
Бесполый луч в конце пути.
Безногим в гору не подняться,
Слепым мотор не завести —
Спартанской краткостью абзаца
В ушах прошедшее свистит.
Сырая ткань напомнит вкратце,
Что жизнь нельзя вничью свести…
Стоять. Идти. Лежать. Отжаться.
Опять стоять. Опять идти.

    2010



«Конечно, жизнь конечна…»


Конечно, жизнь конечна.
И разве это жизнь?!
Бездумно и беспечно,
Как ручеёк бежит.

А если слово вечно,
Так почему, скажи,
Ясны и человечны
Пустые миражи?

Не догорают свечи,
Зажжённые от лжи.
Но если что и лечит,
То это только – жизнь.

    2003



«Упал на Землю целый небосвод…»


Упал на Землю целый небосвод.
Ударившись о твёрдую поверхность,
Катились звёзды. Каждой свой черёд,
И каждую ладонь хотела взвесить.
Да это ж звёзды, это огоньки,
Расплавленные языки металла!
Но здравому рассудку вопреки,
Ты вдруг одну к груди своей прижала.

Огонь не выжег раненую плоть,
Не излечил расшатанные нервы…
А ты сумела всё же превозмочь
Любовь и страх. И в этом стала первой.

    2012



Мир под микроскопом


Мир лежит на столе, впопыхах позабытый,
Он на стёклышке каплей растёкся, как блин.
А нескладный учёный собакой побитой
На диване калачиком дремлет один.

Целый день колдовал со своим микроскопом,
Раздвигая границы познанья основ,
Он поил себя кофе и яблочным соком,
Заполняя тетрадь плотным ворохом слов.

Очень резво крутились вчера в объективе
Мириады каких-то бессмысленных тел:
Они жили толпой в коммунальной квартире
И с утра разбегались для будничных дел.

Кто-то ссорился с кем-то и тут же мирился,
Кто-то дрался за место под солнцем семье,
А потом убегал и в сторонке делился,
И опять забывался в жестокой борьбе.

Все спешили оставить хоть память, хоть что-то,
Прежде чем раствориться, взорваться, уйти…
Что поделать – такая судьба и работа
В этом мире, который всё время в пути!

    2014



«И на волну ложиться грудью…»


И на волну ложиться грудью,
На дельтаплане вниз с вершин,
Какой ещё сусветной мутью
Пытаться путь свой завершить?

Не подломить уже горбушку,
И соль из раны не извлечь,
И обманувшую кукушку
Как старый плед не сбросить с плеч.

А звёзды дразнят каждый вечер,
Не освещая закрома.
Зачем бежать заре навстречу,
Когда она придёт сама?!

    2016



«Декабрь длинный и холодный…»


Декабрь длинный и холодный
Темнит, морозит и снежит.
Котёнок тощий и голодный
В снегу под окнами лежит.

Свернувшись в шерстяной комочек,
Он весь – предчувствие беды.
Он ласки хочет, солнца хочет
И хоть немножечко еды.

Откройте дверь, незлые люди,
Налейте в миску молока!
Он под диван «ходить» не будет
И шторы рвать у потолка.

    1980



Ода


Да будет он благословен —
Тот день, когда проказник Бахус
Изрёк: «Мир тлен, навеки тлен —
Зальём его остатки разом!»
Но шли года, нектар крепчал
И взгляд дразнил, бокалы полня.
А трезвость, будто бы причал,
Забилась в пенистые волны.

В кругу друзей, в ночах любви
Напиток гнал тоску и горе
И звал к себе, как корабли
Зовёт задумчивое море.

Он был всегда, везде, во всём:
Он разделял судьбы коварство,
Когда скользил, то был плечом,
Когда болел, то был лекарством.

    1976



«Мир разрывается на части…»


Мир разрывается на части.
Смешались души и тела.
И только пагубные страсти,
И только грязные дела.

Мир разлетелся на осколки:
Бессчётно множество миров.
И не слова, а кривотолки,
И нет произносимых слов.

Лишь рык и траурные звуки,
Лишь тьма и зло, лишь гнев и боль.
Подагрой скрюченные руки
На раны насыпают соль.

Цель не оправдывает средства.
Смотрюсь в кривые зеркала
И вижу: жалкое наследство,
И череп – голый, как скала.

А между старостью и детством
Вмиг время высосал вампир.
Куда от горькой правды деться:
Красота не спасает мир?!

    1993



Подопытные


Они живут безбедно и в довольстве:
Уход, жильё, приличная еда
И кое-что ещё из удовольствий.

Но вот беда, они не знают часа —
Мы называем это часом икс —
Когда кого-то вырвут из запаса.

Тогда придут мучители в халатах,
И мир взорвётся – мириады искр.
Кто ведает, за что пришла расплата?!

Они лишь путь к всеобщему здоровью —
Алтарь науки алчет новых жертв.
И наша жизнь оплачена их кровью.

    2014



Граница


Очень хочется узнать,
Что там за границей,
Не встречаются ль опять
Те же сны и лица.

За границею добра
Зло стоит на страже.
За границей серебра
Бедность или кража.

За границею любви,
Если есть такая,
Соловьи и снегири
Точно не летают.

За границею лица
Хитрый разум правит.
Где граница без конца?
Между сном и явью.

    2012



Ходжа Насреддин


В руках синица плачет
И рвётся в облака.
Изменница удача
Наткнулась на рога.

Её трясёт, как тряпку,
В кровавой пене бык.
В Багдаде всё в порядке,
Он ко всему привык.

Пускай журавль в небе,
Он – символ, он – мечта.
Подумайте о хлебе
И зрелищах пока.

Заговорит, поверьте,
Когда-нибудь ишак.
Но помните о смерти
И с ней сверяйте шаг.

    2013



«Он умер во сне, до срока…»


Он умер во сне, до срока:
Скончался скоропостижно.
Скорее, по воле рока
Он распрощался с жизнью.

Но мысль ещё дремала,
И тупо болела рана.
Он видел: пока не Валгалла,
Но точно уже не нирвана.

А тело бездвижное стыло,
Душа заплутала в тоннеле…
Со мною такое было,
Я помню, на прошлой неделе.

    2016



«Однажды, может, иногда…»


Однажды, может, иногда,
Почти всегда, короче,
Приходит подлая беда,
Лихая, но не очень.
Стучаться в дверь или окно
Ей недосуг, пожалуй,
И, как в диснеевском кино,
Слезой давить на жалость.

Она зашла хозяйкой в дом
Надолго и надёжно,
С бедою справиться притом
Бывает очень сложно.

Безмолвно сделала своё
Препакостное дело:
Когда-то ладное жильё
Она без соли съела.

Потом присела на порог,
Вздохнула полной грудью,
Весьма болезненный урок
Дала беспечным людям.

А люди, если рассуждать,
Беспочвенно дрожали,
Беда, конечно же, не мать,
Но тоже не чужая.

Она, наверно, неспроста
Являлась днём и ночью…
А вдруг дотянешь лет до ста?!
Беде не хватит мочи.

    2017



Смерть


Сидела Смерть на камне у реки,
Давно умаявшись размахивать косою,
Она мечтала, чтобы старики
Самостоятельно ушли к Аиду строем.

Спустились в лодку, саваны в руках,
Омытые священною водою,
И чтобы сами превращались в прах
Без стонов, криков, боли или крови.

А в это время Жизнь взяла своё:
Подкравшись сзади к разомлевшей Смерти,
Ей острое звенящее копьё
Вонзили в спину маленькие дети.

Она лежала – призрачная тень,
С костей сползала рваная одежда…
С тех пор Земле не страшен Судный день.
Но нет Любви, и Веры, и Надежды.

    2013



Пилигрим


Смерть не старуха с ржавою косой,
Не дьявол в полусказочном обличье.
Смерть – пилигрим, забредший на постой
И соблюдающий законы и приличья.

Расслабившись за кухонным столом,
Ведёт с тобой неспешную беседу,
И запивая шашлыки вином,
Похож скорей на доброго соседа.

Непринуждённо шутит и, смеясь,
Холодною касается рукою.
И эта тонкая, почти паучья вязь
Тебя опутывает с головою.

И ты даёшь согласие легко,
И отбываешь вместе с пилигримом
В ещё мифическое далеко…
Почти живой под толстым слоем грима.

    2014



«В ночной тиши, плащом факира скрытой…»





Мои стихи


Мои стихи – рифмованные строчки
В тетрадях, на салфетках, на полях
Газет и книг – от точки и до точки
Бок о бок с вами жизнь прошла моя.

Я трудно рос и часто спотыкался,
До крови разбивая кулаки.
Тогда мне мир загадочным казался,
Отгадкою мне виделись стихи.
Они со мной взрослели и мужали,
И вместе с добрыми советами отца,
Как иудеям мудрые скрижали,
Мне помогали победить Тельца.

Когда скользил или не мог подняться,
Когда я забывал «кому служить»,
Мои стихи, как православным святцы,
Давали в руки праведную нить.

Они со мной любили и страдали,
Болели, сомневались, шли ва-банк.
В конце концов, конечно, побеждали:
Перо – не штык, скорее – лёгкий танк.

Мои стихи – мой рок, судьба моя,
Я так и не сумел расстаться с вами…
И если существует Судия,
Он говорит не прозой, а стихами.

    2005



Первый поэт


Солнце упало в море,
Воду окрасив кровью.
Звёзд золотые слёзы
Забрызгали мрачный свод.
Где-то уснули боги,
Только поводит бровью
Зевс – громовержец грозный —
Буйной фантазии плод.
Шкуру медведя сбросив,
Воздух вдохнул всей грудью.
Боже! Какая жалость,
Что так краткосрочен миг!
Медленно, словно осень,
Грудь наливается ртутью.
Сердце-ягнёнок сжалось,
Невольный родился крик.

Вот он – восторг победный!
Слово взметнулось птицей,
Речь полилась потоком,
Эхо взрывая в ответ.
Гордый, прямой и бледный,
Как же он мог мириться
С жалким безумным роком —
Воин, Мечтатель, Поэт?!

    1993



Поэт


Он сам себя предал анафеме —
За рифмы, которыми жил.
А люди смеялись и ахали,
Когда он костёр разложил.

И дым растворялся над пропастью,
До рези слезились глаза.
А люди дивились жестокости,
Но слова никто не сказал.

И тело клешнями жуткими
Огонь истязал не щадя.
А люди беззлобными шутками
Обменивались, уходя.

Его осудили заранее —
Наверное, слабый поэт.
Но всё же ценили старания,
И кто-то оставил букет.

    1985



«Он был косноязык, как многие поэты…»


Он был косноязык, как многие поэты,
Он не умел красиво говорить.
Но, Боже мой, каким волшебным светом,
Жемчужинами слов сияла строчек нить.

Так мастерски нанизаны все звуки
Знакомые, как небо, как трава.
Но, Боже мой, какие злые муки
Испытывал, когда сплетал слова.

И если мы не видим этой боли,
Не слышим тот заоблачный мотив,
То, Боже мой, Твоя священна воля,
Его лишь Ты способен наградить.

    2000



«Бесстрочье, как бесплодье…»


Бесстрочье, как бесплодье,
Безволье и безделье.
Встряхнитесь же, Володя,
Ещё не всё потеряно!

Моя душа ленива,
Как сельская красотка.
Зачем её крапивою?!
Плесните лучше водки.

Пока не поздно вроде бы.
К чему же хлопать дверью?
Вы справитесь, Володя,
С бессоньем и безверьем.

И снова, словно прежде,
Фортуне улыбнусь я.
И сбудется надежда —
Слова ко мне вернутся.

    1993



«И Пушкин так же, как Барков…»


И Пушкин так же, как Барков,
Не чужд был крепких русских слов —

Любил, когда лихой Эрот
Откроет свой клубничный рот,

И очень точно подмечал
Начало всех иных начал.

А сколько чистых юных дев
Попалось на простой напев!

И лишь завистливо молчал
В пустыне брошенный Анчар.

    2015



«В ночной тиши, плащом факира скрытой…»


В ночной тиши, плащом факира скрытой,
Мне грезится твоя полуулыбка.
Висит Луна лицом давно не бритым,
Фальшивит за стеной вторая скрипка.
Цветная скатерть жидкостью залита —
Живительною огненною влагой.
И только скрежет грифеля сердитый,
Враждующего с меловой бумагой.

И эта россыпь букв, как кура лапой,
Должна сложиться в пламенную оду…
Я всё равно уже давно оплакал
Ненужную вчерашнюю свободу.

    2015



«Вначале было слово…»


Слово – это, пожалуй, не птица.
Посмотри на него, послушай.
Если слишком не торопиться
И вдохнуть, скажем, тихо душу,
Замечаешь, оно прозрачно,
Как ручей в лазуритовый полдень,
Как надёжный обет безбрачья,
Когда путь удовольствия пройден.

Слово может быть тоньше, чем волос,
Не уловишь призрачной сути.
Так колеблется зрелый колос,
Так зерно жерновами крутит.
А потом разлетится звонко,
Словно кубок разбит хрустальный.
Слово может водить по кромке,
В грудь вонзаться булатной сталью,
Быть потвёрже алмазной крошки,
Не позволить назад ни шагу.
Или солнцем войти в окошко,
Чтобы тенью упасть на бумагу.

Слово может быть грязным и чистым,
Жирным, лёгким, тяжёлым, праздным,
Если доброе, то лучистым,
Если злое, то безобразным.
Разрушаются камни и царства,
Остаются мечты и могилы.
Слово может быть лучшим лекарством,
Если вспомнить: «Вначале было…».

    2012



Отшельник


На горбатой горе в мрачной дикой пещере
Жил когда-то отшельник – забытое племя —
Он спускался в долину два раза в неделю,
Чтобы как-то убить надоевшее время.

Он сидел у ручья, поджидая прохожих,
Ел плоды и коренья – их много на склонах,
Вспоминал о годах, что так бурно он прожил,
До того, как споткнулся на скользких законах.

А потом говорил не умеющим слушать
То, что выстрадал в думах на жёсткой постели.
Он готов был отдать им и сердце, и душу.
Но прохожие душу его не хотели.

Им, привыкшим к надёжным и тёплым жилищам,
Им, не знавшим, что значит быть жалким изгоем,
Им, вкусившим горячую сытную пищу,
Никогда не понять тех, кто в выборе волен.

    2014



Страшный суд


И в страшный день, когда Гора раскрылась,
Скатились мёртвые в Иосафат,
Вершился Суд. Долина надломилась,
А Он стоял своей игре не рад.

Он отбирал: одних – в святые кущи,
Других – в геенну до скончанья дней.
На этот Суд был только тот допущен,
Кто по рожденью иль религии еврей.

Никто не ныл, не бился головою
И не сулил услуги и металл.
Лежали молча, уходили строем,
Лишь помогая тем, кто стар и мал.
Последний Суд, зачем его бояться —
Един судья, защитник, прокурор?!
Но Страшный суд не знает апелляций —
Не подлежит отмене приговор.

    2009



Импрессионизм


В окнах солнце отражалось,
Жгло пустых квартир нутро.
К дому ветхому прижала
Осень мягкое бедро.

Прогулялась по аллеям,
В сквер заброшенный зашла.
Осень красок не жалеет,
Как Гоген, не как Сёра.

Но пройдёт ещё неделя.
В окнах хмурь, потёки стен,
Полуголая аллея,
Сквер… Сёра, а не Гоген.

    1993



Дон Кихот


Нависают испанские скалы
Загорелые, как провансальцы.
Дульсинея, в пути славный малый
С добрым другом своим Санчо Пансо.

Не имеет успехов в сраженьях,
Не умеет он петь романсы,
Но найдёт благородство спасенье
В хитром разуме Санчо Пансо.

А душа разве дёшево стоит?!
Если боль отразилась на лицах,
Он восстанет – из плоти и крови —
Твой Печального Образа Рыцарь.

    1981



«Я к стопам Венеры припаду…»


Я к стопам Венеры припаду.
Женщина! Зачем Вы так красивы?!
И какой руке хватило силы
В мрамор воплотить свою мечту?!
Может, лучше просто целовать
Тёплый камень и просить пощады?
Быть Пигмалионом не награда —
Всё равно что тайны воровать.