Серая слизь. Латвийский бестселлер

Латвийские авторы действительно растут над собой – новый роман получился глубже и многограннее предыдущего – того самого киберпанковского памфлета «[Голово]ломка», который у нас почтили упомянутым «Нацбестом». Однако при всей своей языческой ярости с прошибанием черепов банкирам и PR-менеджерам, «[Голово]ломка» в чем-то осталась просто ролевой игрой «в протест». Над романом довлела геймерская условность происходящего – как в юном антиглобалисте, который пинает корпоративного клоуна возле «Макдональдса». Теперь экшен ушел, пришел крепкий социальный (почти социалистический) саспенс. «Серая слизь» стоит на хмурой латвийской земле обеими ногами – и стоит порой так, что земля эта проминается, стоит крепко, опираясь на реальных персонажей, цитаты и актуальные политические казусы. Взять хотя бы эпизод, посвященный латвийскому отделению НБП.

Когда Эйдель (товарищ Нобель) на процессе в Саратове взял на себя авторство инкриминируемой Лимонову «антигосударственной» публикации, это был поступок, который нельзя было не уважать. Тем паче что за него товарищ Нобель и поплатился – тут же, сразу; местные, латвийские, гебисты (прямые, вроде бы, оппоненты российских коллег на новой карманной холодной войнушке!) возбудились мгновенно – и возбудили дело. О подготовке Эйделем покушения – ах! — на местную климактерическую жабу-президентшу, импортированную канадскоподданную.

Короче, досталось всем. При этом «Серая слизь» — роман совершенно не постмодернистский, если не считать узнаваемых цитат из Стругацких, игривое упоминание писателей о себе самих, мирно выпивающих в рижском баре, и наличие вставной новеллы про смерть синтетической поп-звезды Эйнджел, призванной разжевать тяжеловесный мессидж книги «для самых маленьких».

В центре сложно закрученного сюжета — каковой сюжет очень медленно (420 страниц!) развивается по законам психологического триллера – одна фигура. Это Дэн Каманин, латвийский интеллектуал и «потомок оккупантов». В жизни у Дэна, вроде бы удачливого русскоязычного режиссера-документалиста, начинает твориться неладное. Сначала после невразумительного ночного разговора погибает старая подруга.

Кроме того, Дэн начинает замечать за собой определенный и все возрастающий разлад с реальностью. По старой Риге снует непрерывно богатеющая публика, спешащая затовариться – кто алкоголем в гипермаркетах, а кто кокаином у дилеров, крышуемых местной госбезопасностью. Веселится добровольно поглупевшая молодежь, журналисты, проклиная свой горький хлеб, пишут в местный глянец какую-то позитивную ахинею — словом, все как всегда. И за всей этой прибалтийской пасторалью колышется «серая слизь» — самодовольная ухмылка энтропии, радостное оскотинивание человека разумного – отчего-то незаметное почти никому, кроме Дэна. Мировоззрение героя — нечто среднее между прогрессорами Стругацких и взглядом озлобленного ушельца. Из тех самых ушельцев, которые, как вещал герой известного фильма, «пришли, поглядели на нас и ушли».

Вслед за духовным концом света последует материальный, который обретает воплощение в виде вполне конкретного технократического кошмара — революции нанороботов, чье неконтролируемое деление должно погрести планету под серой шевелящейся массой. Апокалиптическое ощущение усиливается с появлением в романе некоей латвийской секты «Новый ковчег», проповедующей скорый конец всего сущего – по причинам, изложенным выше. Между тем друзья и знакомые Дэна продолжают погибать. Причем все они погибают насильственной и мучительной смертью. Вокруг растерянного режиссера, сужая круги, барражируют циничная латвийская полиция и неведомый ему ангел смерти.

Авторы подбираются к развязке сквозь многочисленные флэшбэки, публицистические врезки и по-довлатовски вдохновенные описания персонажей. Гаррос и Еводокимов порою кажутся архитекторами масштабного зиккурата, которые настолько увлеклись зодчеством, что позабыли убрать за собой строительный мусор и повесить указатели. Пробираясь по лабиринту романа, читателю постоянно приходится запинаться о какие-то живописные обрывки из панковского прошлого героев, нудные бытовые описания (журналист позабыл выключить плиту), матерные диалоги и культурологические закидоны. Многих, судя по накопившимся сетевым отзывам, это раздражает.

Чтение «Серой слизи», возможно, лучшего русскоязычного романа этого года, порой действительно утомляет не хуже, чем разгрузка кирпича – но кто сказал, что должно быть легко? Кто вам это сказал? Пауло Коэльо?